Слова Муаззез, которую Юсуф считал еще ребенком, удивили его, но он не мог не признать ее правоту.

Несколько золотых лир, которые были при отце, вместе с деньгами Юсуфа потратили на похороны, на имама и муэдзина. У Юсуфа осталось лишь несколько меджидие. До конца месяца еще десять дней. Надвигается зима, предстоят большие расходы. Подумав обо всем этом, Юсуф понял, как бессмысленны и даже смешны его слова.

Он лег спать, решив покориться воле событий и ничего не предпринимать самому.

Наутро, когда Юсуф проснулся, жизнь показалась ему гораздо милее. Случившееся казалось теперь не таким безнадежным и ужасным, как ночью, при тусклом свете лампы. Осенний ветер, трепавший листву деревьев, никак не мог оборвать сухие, сморщенные листочки. Вряд ли стоило предаваться мрачным мыслям, если даже в этих крохотных зеленых листочках с такой силой живет способность к борьбе и сопротивлению.

Юсуф тихонько выскользнул из постели и подошел к окну. Солнце поднималось из-за деревьев, мягким светом заливая влажную траву в просторном саду. Юсуф подумал, что это вовсе не такое уж несчастье - ехать утром по полю верхом. Он обернулся, хотел было позвать жену, чтобы вместе полюбоваться на осеннее утро, но Муаззез спала сладко, как ребенок, зарыв голову в подушку и положив под щеку руку.

Ему стало жаль ее будить. Он на цыпочках подошел к постели, сел и долго смотрел на нее.

Каштановые волосы Муаззез, заплетенные в косы, лежали на подушке,. Кончики кос расплелись и походили на кисточки из золотых нитей. Волоски покороче спадали с висков до щек и закрывали ее лицо тонкой шелковой вуалью. Рот был чуть приоткрыт, и белые зубы поблескивали при каждом вдохе. Веки с тонкими голубыми жилками время от времени слегка подрагивали.

Муаззез пошевелилась. Повернулась на спину, положила на одеяло руку, дыхание ее стало ровнее, свободнее. Юсуф глядел на ее высокую грудь под белым ночным халатом с закрытым воротом. Она равномерно вздымалась и опускалась. Белая рука Муаззез неподвижно лежала на розовом одеяле. Чуть согнутые пальцы, казалось, ухватились за одну из складок на нем.

Юсуф с полчаса смотрел на нее, потом, заметив, что солнце уже высоко, встал и начал одеваться. Но тут Муаззез проснулась. Увидев у изголовья мужа, она приподнялась, улыбнулась и, посмотрев на солнце, светившее в окно, проговорила:

–  Ох, Юсуф, да ведь я проспала! Проспала!

–  Нет, дорогая, еще не так поздно!..

–  Подожди, я принесу тебе завтрак.

Она вскочила с постели, надела шлепанцы и побежала вниз.

Юсуфу стало очень горько при мысли, что отныне, подымаясь по утрам, вместо Муаззез, готовящей ему завтрак, или просто ее руки на розовом одеяле, чаще всего он будет видеть прокопченные балки на потолке какой-нибудь деревенской хибарки. Но тут же он решил, что надо гнать прочь от себя такие мысли.

В тот же день каймакам отправил его к начальнику финансового отдела, велев приступить к исполнению обязанностей сборщика налогов. Пожилой начальник, положив перед собой штук десять квитанционных книжек, прочел о них Юсуфу чуть ли не целую лекцию, и молодой человек до вечера перечитывал их, пытаясь все это запомнить.

Теперь оставалось купить лошадь. Проходя вечером через Нижний рынок, Юсуф повстречал Ихсана, с которым давно не виделся. Они разговорились, и Юсуф попросил у него совета. Ихсан повел его в караван-сарай на дороге в Соуктулумбу. Поторговавшсь с полчаса, они купили за десять лир красивую белую лошадь. Юсуф должен был выплачивать за нее по лире в месяц. Ихсан сам заплатил требовавшийся задаток, и они вместе вернулись в город, ведя лошадь за поводок.

После смерти Али они ни разу толком не поговорили. Ихсану было приятно и радостно, что Юсуф через столько времени обратился к нему как к старому товарищу, и старался доказать, что достоин его дружбы. Юсуср же, немного удивленный тем, что встретил друга, когда совсем уже отчаялся в людях, был еще больше обрадован и благодарен ему.

По дороге оба они вспоминали минувшие дни, совместные прогулки, дешевую халву и кебабы, жаренные в бумаге. Когда воспоминания дошли до Али, оба замолкли. Искоса взглянув на Ихсана, Юсуф заметил, что на глазах его тоже выступили слезы. Некоторое время оба не находили слов. Наконец Ихсан пробормотал:

–  Вот так-то, Юсуф, такова жизнь, все проходит!

Сказанные стариковским тоном слова эти не рассмешили, а опечалили Юсуфа. Дойдя до угла улицы, которая вела из Чайджи к Байрамйери, они остановились, поглядели друг на друга и расстались. На душе у обоих было и радостно - оттого, что они снова встретились после долгой разлуки, - и грустно от предчувствия, что они больше, может быть, никогда не увидятся. Хотя жизнь, разведя их, снова сблизила на мгновение, долго быть вместе им, видно, не суждено. Минувшее вернуть невозможно, а одних воспоминаний недостаточно, чтобы привязать людей друг к другу.

Но Юсуфу казалось, что вместе с Ихсаном от него ушли не только детские воспоминания десятилетней давности, но и оборвались все связи с этим городом. Отчужденное чувство, которое он вдруг испытал к Ихсану, напомнило ему, что теперь его с Эдремитом ничто не связывает. Стоило ему задуматься над этим, как он почувствовал, что и в целом мире он ни к чему не привязан, и страшно обозлился в душе на бесчисленные условности этой чуждой ему жизни, которые сковывают его и лишают возможности поступать так, как он хочет.