Шрифт:
– Да если б ты и был голоден, такой ужин не разжег бы аппетита!
– с язвительной усмешкой откликнулась Шахенде.
Муаззез с упреком, строго посмотрела на мать.
– Мы не знали, что ты сегодня приедешь, и ничего не успели приготовить, - продолжала усмехаться Шахенде.
Муаззез снова посмотрела на мать, словно говоря:
«Это ни к чему, он и так все знает».
Юсуф опустил глаза. Набирая кашу в ложку, он каждый раз подолгу смотрел на нее.
При свете лампы, стоявшей на низком табурете рядом с подносом, тонкие руки Муаззез казались совсем желтыми. Когда взгляд Юсуфа упал на ее руки, у него дрогнуло сердце. Он медленно поднял голову и посмотрел на Муаззез.
Их взгляды встретились. На лице Муаззез разлилась нежная усталая улыбка. Юсуф положил ложку.
– Благодарение Господу!
Женщины, словно только и ждали сигнала, чтобы кончилась эта пытка, быстро побросав ложки, повторили:
– Благодарение Господу!
X
Время сбора маслин еще не наступило. И куда бы Юсуф ни обращался, чтобы заранее продать урожай, он всюду получал отказ. Никто не хотел заключать сделку, не прикинув, каков будет урожай.
У Муаззез и Юсуфа нечего было продать. Несколько драгоценных вещей, подаренных когда-то отцом, были заперты в шкатулке Шахенде, и ни Юсуф, ни Муаззез не решались их попросить. Как бы ни было им трудно, они не решались обратиться к Шахенде с просьбой, которая вызвала бы открытую ссору.
Оставив Муаззез два меджидие, которые он занял у знакомых, Юсуф снова отправился по деревням и не возвращался вот уже десять дней. Так как от этих сорока курушей давно ничего не осталось, Муаззез с
тоской ждала его приезда, но горько усмехалась, когда думала, что, вернувшись, он тоже ничего не сможет поправить.
Что до Шахенде, то она большую часть времени проводила у соседок и приятельниц и возвращалась домой поздно вечером.
С дочерью она почти не разговаривала, только понимающим взглядом следила, как та, точно тень, с печальными, провалившимися глазами бродит по дому, у Шахенде был такой вид, словно она чего-то ждет. Ждет упорно, терпеливо и не торопится.
Она и в самом деле ждала, когда будет сломлено упорство дочери. Она не чувствовала за собой никакой вины во всех их затруднениях и считала, что все происходит оттого, что ее не послушались. И терпеливо ждала того дня, когда она придет к ней с униженной просьбой.
О Юсуфе она не думала. Только желала избавить от подобной участи свою дочь. Но как? Над этим она тоже не задумывалась. Во всяком случае, она что-нибудь устроит.
Ей надоело быть всю жизнь на вторых ролях, ее раздражало, что зять и дочь с ней не считаются. Даже в таком трудном, просто ужасном положении не прийти к ней посоветоваться, не поискать выхода вместе с нею!
В первый же день, когда в дом привезли Юсуфа, она почувствовала, что вместе с ним в их семью вошла беда. Парень с самого начала стал зариться на дочь своего благодетеля, а тот смотрел на это сквозь пальцы и потворствовал ему. Он-то и виноват во всем!
– Да будет земля ему пухом!
– бормотала она.
– И этот Юсуф обдурил его.
И она сердилась на покойного мужа, который был больше привязан к Юсуфу, чем к ней…
Шел уже одиннадцатый день, как уехал Юсуф. Вечером Шахенде сидела в нижней комнате, подшивала оборвавшийся подол своего старого халата. Муаззез лежала на тахте в верхней комнате и тихонько напевала.
Она то и дело прислушивалась к звукам, долетавшим с улицы. Юсуф никогда не покидал ее на такой долгий срок. Она страшно соскучилась. Но стоило ей вспомнить, что уже наступил вечер и надо накрывать на стол, как она поморщилась. Ей было тяжело садиться за пустой стол напротив матери, насмешливо смотревшей на нее. В последние дни Муаззез стала питать к ней чувство, похожее на ненависть. Ей казалось, что умри Шахенде, она не стала бы жалеть, не стала бы горевать.
Ужасно жить в одном доме бок о бок с человеком, которого считаешь совершенно тебе чужим. А между тем эта женщина ее мать…
Мысли Муаззез вдруг смешались. Она испугалась, что зашла слишком далеко в своей нелюбви к матери. Конечно, сама она любит Юсуфа и ради него готова переносить любые лишения. Но разве ее мать, видавшая в своей жизни хорошие дни, не вправе быть недовольной тем, что ее заставляют терпеть такую нужду?
И потом, разве только она виновата в том, что не разделяет их горя? Разве они хоть раз пришли и по-человечески рассказали ей о своих бедах? Особенно Юсуф, с его ледяным, мрачным видом… Он словно не замечал, что Шахенде живет в этом доме, и никогда без крайней нужды не сказал ей и слова. А между тем она старшая в доме. Им следовало бы сделать первый шаг. Муаззез решила сказать об этом Юсуфу, когда он приедет. Необходимо, чтобы в доме был человек, который разделял бы с нею физические и моральные страдания, не то это многодневное одиночество ее погубит.
Тут на лестнице послышались шаги. Мать, шурша юбками, поднималась наверх. У Муаззез забилось сердце. Ее охватило непонятное волнение.
Когда Шахенде вошла, Муаззез быстро поднялась.
– Лежи, дочь моя, отдыхай, - сказала Шахенде, подсаживаясь к ней.
Некоторое время они сидели молча. Шахенде первая нарушила молчание.
– Где это столько времени пропадает твой муж?
– Ей-богу, не знаю, мамочка. Я тоже начала тревожиться.
– Нет. Тревожиться не о чем. Такая уж у него работа. Только на этот раз он задержался что-то слишком долго!