Каймакам поднял брови и произнес, словно собирался начать важную речь:

–  Послушай, сын мой! Ты зять моего предшественника. Я заочно питаю глубокое уважение к твоему покойному родителю. Будь в этом уверен. И считаю, что он доверил тебя империи. Я прикинул, разобрался. Это писарское дело не по тебе.

Он помолчал, будто ожидая, пока его слова улягутся в голове Юсуфа.

«Собираешься выставить меня за дверь, чего же тянешь?» - подумал Юсуф. Каймакам снова заговорил:

–  Видишь, сын мой, на правой руке у тебя не хватает пальца. Дай Бог тебе здоровья, конечно! Но сколько бы ты ни старался, красиво писать ты не сможешь. Ну, а в твоей должности человек может показать себя только почерком. Бумаги, отправляемые губернатору, прежде всего должны отличаться красотой письма. Впрочем, ладно… Как я слыхал, характер у тебя независимый. Я нашел для тебя дело как раз по душе!

Каймакам снова сделал паузу. Он видел, что Юсуф с волнением ждет продолжения его речи, и смотрел на него с довольной улыбкой.

–  Ты понял, сын мой? Дело как раз по тебе. Ты, конечно, сможешь быстро достать несколько курушей. У вас ведь есть деньги! Купишь себе хорошую лошадь, и я назначу тебя сборщиком налогов, а? Я уже переговорил с начальником финансового отдела. Мы будем тебе платить то же жалованье, но переведем к нему. Отдельно будем выплачивать деньги на фураж для твоей лошади. Ты должен будешь собирать с крестьян государственные налоги. Великолепная работа, не так ли? Не придется сидеть и скучать в комнате. Объезжай себе деревни на лошади! И денег прикопишь.

Юсуф, слегка опешив, кивал головой. Когда каймакам кончил, он сказал:

–  Пусть будет так, как вы изволили приказать! Каймакам положил ему на плечо руку.

–  Прежний каймакам был твоим отцом, я могу считаться тебе старшим братом. Если случится какая беда, приходи ко мне. А теперь ступай к себе и жди приказа!

Юсуф вышел. В голове у него все перепуталось. Он входил сюда уверенный, что этот человек хочет ему зла. Пока он стоял перед ним в кабинете, это убеждение еще более укрепилось. Но работа, которую он предложил, была вовсе не так уж плоха. С какой бы стороны он ни посмотрел, должность сборщика налогов была лучше, чем эта чертова писарщина.

Он рассказал обо всем Хасипу и Нури-эфенди, которые с нетерпением ожидали его в комнате. Они тоже не увидели в этом предложении злого умысла.

–  Видимо, этот тип не хочет тебя держать при себе?
– только и могли они предположить.

–  Как бы там ни было, предлог довольно странный. Но дело, которое он нашел, и впрямь не так уж плохо. Ты молод. Вынослив. Зимой, в снег, конечно, трудновато объезжать деревни, но ничего. Дай бог, чтоб все было к добру!

–  Новый каймакам, правда, не похож на порядочного человека, - добавил Нури-эфенди, покачав головой, - но в этот раз побужденья у него как будто добрые.

По дороге домой Юсуф зашел к адвокату Хулюси-бею и передал ему разговор с каймакамом. Он думал, что Хулюси-бей будет обрадован этой новостью, но тот лишь задумчиво покачал головой и сказал, точь-в-точь как Хасип и Нури-эфенди:

–  Дай бог, чтоб все это было к добру!

Когда после ужина Юсуф рассказал о своем новом назначении Муаззез, та, печально склонив голову, прошептала непослушными от волнения губами:

–  Хорошо, Юсуф, но что делать мне, если ты будешь все время разъезжать по деревням?

Тут и Юсуф изменился в лице: в самом деле, что делать Муаззез? Как он об этом сразу не подумал.

И вдруг ему вспомнились слова отца. Когда в кызылбашской деревне Юсуф говорил о том, что хочет работать возчиком в Айвалыке, Саляхаттин-бей спросил: «А что будет делать жена в твое отсутствие?» И вот теперь Юсуф станет ездить по делам, а жена останется одна. Горько усмехаясь, он пробормотал:

–  Если б одна!

Возможно, он будет отсутствовать по целым неделям, а Муаззез будет все это время с Шахенде. Юсуф хорошо понимал, что для нее это еще ужаснее, чем одиночество.

–  Милый мой Юсуф, - тихо проговорила Муаззез, - я знаю, что теперь мы не вольны поступать, как хотим. Но так часто разлучаться с тобой мне не хочется. Сам знаешь, мать не оставит меня в покое, будет таскать к соседкам и приятельницам, они будут приходить к нам. Ты ей ничего не говори. Она все равно будет делать по-своему. Пусть хоть в доме мир будет. Я сама попытаюсь с ней сладить. Только мне будет очень тоскливо. Видишь, я уже сейчас стала какая-то чудная. Наверх, в нашу комнату мне даже входить не хочется. Словно тебя уже нет, как мне будет тебя не хватать. Ах Господи! Как все плохо!..

На глазах Муаззез показались слезы. Юсуф проглотил застрявший в горле горький комок и с решительным видом сказал:

–  Не расстраивайся, душа моя. Каймакам посылает меня, но ведь не насильно же! Я уйду со службы…

Муаззез тут же оборвала его и сказала с рассудительностью, на которую способна только женщина:

–  Не говори глупостей, Юсуф. Что ты будешь делать, если бросишь службу? И потом, ты думаешь, что другая работа не будет тебя со мной разлучать? Разве можно в такое трудное время бросать свое место? Ведь отец не оставил денег, на которые мы могли бы существовать. Если ты будешь служить, да еще и следить за нашей рощей и домом, мы как-нибудь проживем.