Алиби Рагга было не блестящим, но еще надо было все тщательно проверить.

Во вторник в одиннадцать часов утра Роджеру Весту снова позвонил Броун.

— Есть новости, Красавчик! Саботаж на фабрике прошлой ночью.

— Диверсия? Объяснитесь!

— Это произошло в мастерской набора. Так как вы тщательно проверяли все помещения, вы должны представить себе, где это находится.

— Да, продолжайте.

— В этой мастерской хранятся все клише, перфорированные полосы, матрицы… Страницы ручного набора учебников, которые они печатают для колоний, расположены на мраморных столах…

— Да, я знаю, как функционируют машины, продолжайте.

— Вы облегчили мне задачу. Каждый день, как и сегодня утром, в мастерскую приходят за приготовленными уже несколько дней назад страницами, чтобы отправить их в печать. Но сегодня на них была вылита чистая азотная кислота. Все превратилось в кашу. Конечно, вся работа была уничтожена. Чтобы вы могли себе представить размеры аварии, знайте, что понадобится больше недели, чтобы восстановить испорченную работу. Это настоящая катастрофа,

— Охотно верю и понимаю. А есть уверенность, что эта диверсия была проделана прошедшей ночью?

— Об этом все говорит, но никто ничего не знает. Как я вам сказал, эти пластинки положили около десяти дней назад и с тех пор ими никто не занимался.

— Десять дней, это долго!

— Да, к несчастью. В сущности все это могло быть проделано, когда угодно, и даже в ту ночь, когда Дорис и Иенсен были убиты.

— Вполне возможно, что так и было.

— Единственно, в чем мы уверены, все было сделано умышленно. Перед тем, как залить набор большим количеством азотной кислоты, он был разбит ударами молотка.

— А нашли этот молоток?

— Да, он просто лежал на полу, позади пластин.

— А не мог ли этот же молоток послужить орудием убийства Иенсена?

— Как вы догадались, шеф? Да, это так. Инструмент запачкан кровью, готов отдать на отсечение руку. Я отдам его на исследование доктору Арнольду, как только смогу. Конечно, чтобы выгадать время, я мог бы отдать молоток на анализ одному специалисту из госпиталя, но вы знаете, как самолюбив доктор Арнольд, и я не хотел бы сердить его.

— Вы совершенно правильно поступили, Броун. А что нового с Раггом?

— Его алиби меня по-прежнему не удовлетворяет, но я ничего в данный момент не могу сделать. Он не располагает машиной и ни один из бывших заключенных, работающих на фабрике — тоже.

— Жаль. Больше ничего?

— Вы помните Роз Ричардсон, дочь директора?

— Да, очаровательная девушка. Что с ней случилось?

— По счастью, ничего. Все ее здесь очень любят. А меня интригует ее поведение…

— Объясните.

— В течение двух дней она проводит время, расспрашивая народ на фабрике, служащих и рабочих, как будто проводит свое расследование. Отец это обнаружил, и у них была ужасная ссора.

— Куда мы придем, если будем вмешиваться в семейные дела, мой старый Броун!

Роз была так занята все утро, что только в полдень узнала о диверсии. Ее отца не было в кабинете, и она испытала глубокое чувство возмущения при мысли о том, что должен он был переживать.

Она узнала, что он немедленно отправился на место, и прошла в мастерскую набора.

Все работы были приостановлены, и рабочие оживленно обсуждали случившееся. Но отца она не нашла здесь. Старший мастер сказал ей, что он отправился в литейную. Она собралась пойти к нему, когда мастер спросил ее:

— Вы можете уделить мне минуту, мисс Роз?

— Конечно же. А в чем дело?

— Вы можете сказать мне, что я вмешиваюсь в то, что меня не касается, но я очень беспокоюсь за вашего отца, мисс Роз. В течение последних месяцев он стал очень нервным, как будто его что-то страшно угнетает, и только что, когда пришлось сообщить ему о том, что здесь произошло, он едва не лишился чувств.

— Да, он сейчас совсем не в себе, но я не знаю, что с ним. А вы представляете себе, что может его до такой степени беспокоить, Бард?

— Нет, к сожалению. Разумеется, он человек беспокойный по своему характеру. Я всегда его таким знал, но это очень усилилось после забастовки. Надеюсь, вы не сердитесь на меня, что я так откровенно говорю с вами, мисс Роз. Но видите ли, мы старые рабочие очень любим вашего отца и нас огорчает видеть его таким. Может быть, ему надо полечиться?

— Он не хочет и слышать об этом, к несчастью. Спасибо, Бард, ваша любовь меня очень трогает. Может быть, вы сумеете объяснить более молодым на фабрике, что если мой отец порой и бывает резок, то это теперь не совсем уже его вина.