В конечном счете пришлось пойти на компромисс и направиться в Китай-город, где полно кабаков, а изрядно нахлебавшемуся художнику достаточно совсем немного, чтобы он сменил имидж, превратившись из Каравая в Кисель.

Крюк, конечно, ибо Малая Бронная слобода совсем рядом, а мне придется ехать в противоположную сторону, но это как посмотреть. Я же все равно собирался к Баруху, чтобы узнать, как обстоят дела у царского кредитора – вернул ему Дмитрий деньги, прислушавшись к моей рекомендации, или нет.

Вот заодно, после того как избавлюсь от Микеланджело, и загляну к нему на Никольскую, а уж потом обратно, к ребятам на Малую Бронную.

Пока мы проезжали Кутафью, миновали мост, ведущий в Кремль, и нырнули под Знаменские ворота, я продолжал уговаривать итальянца отправиться к себе передохнуть перед новыми подвигами, но Караваджо упирался что есть мочи.

Горячая кровь уроженца Апеннин бушевала в нем с неистовой силой, и он явно жаждал приступить к свершению этих самых подвигов немедля, не откладывая ни минуты, поэтому бросить его в таком буйном состоянии я не решился.

Ладно, авось до Китай-города рукой подать.

Я проехал мимо Троицкого подворья, хмуро покосился на свой терем и уже повернул коня в сторону Никольских ворот, как тут кто-то звонко окликнул меня:

– Рад видеть тебя в добром здравии, князь-батюшка! – И тут же, несколько растерянно: – Да неужто и к себе не заглянешь? А князь Дуглас уж повелел дворне столы готовить да припасы с медами из подклетей вынимать.

Голос был знакомым. Обернулся – так и есть, Багульник. И как он только ухитрился не просто почуять мое приближение, но и успеть выскочить за ворота?!

Впрочем, чутье у него всегда было отменным. Именно за него я и поставил бродячего спецназовца наблюдателем не куда-нибудь, а в Кремль, для конспирации назначив своим дворским.

– Некогда, – суховато бросил я, но, чуть помедлив, остановился и повернул коня к парню. Он-то ни в чем передо мной не виноват, так что смягчил тон, улыбнувшись и пояснив свою торопливость: – Дел очень много, вот и получается, что хлопоты твои напрасны.

– До вечера отложить? – уточнил Багульник.

– Едва ли, – поправил я его, вспомнив, что уже договорился с Хворостининым о ночлеге. – Может, как-нибудь на днях, если успею управиться, а коли нет – не обессудь. Лучше сам ближе к вечеру загляни ныне… – И, не договорив, кивнул, указывая назад, в сторону Знаменских ворот.

Уточнять ни к чему – парень и без того прекрасно знает, где наша явочная квартира, так что орать об этом на всю улицу не стоит.

Я еще не знал, что все выйдет совершенно иначе и добраться до Малой Бронной мне в этот вечер не суждено.

Мы с Микеланджело даже не заглянули на кружечный двор, не дойдя до него буквально полметра. Кони уже были привязаны к имеющейся подле двора коновязи, и мы двинулись к нему, как тут у самой двери меня остановила… вонь.

Я вообще-то человек не брезгливый – армия отучает от многих вредных привычек, в том числе и от этой, а если что-то и осталось, то за полтора года пребывания в семнадцатом веке и эти остатки давно улетучились, испарились, исчезли.

Но это я так предполагал.

Оказывается, не до конца, потому что, когда дверь распахнулась и на меня повеяло ароматами кружечной избы, все съеденное и выпитое у Хворостинина сразу же запросилось наружу, ибо палитра разнообразных ароматов была раз в десять сильнее того, что близ выгребной ямы, и примерно такой же по степени противности.

К тому же преобладающей в этой гамме была какая-то сладковатая тухлятина. Полное ощущение, что несостоятельных алкашей убивают, а трупы в назидание прочим оставляют на всеобщее обозрение недельки эдак на две, и сейчас там за дверью скопилось не менее пяти-шести несвежих покойников.

Вынырнувший из-за двери бродяга, голый по пояс и даже без нательного креста, поглядел на меня мутными глазами, осоловело икнул и невозмутимо подался прочь, используя для передвижения все четыре конечности – встать на ноги он даже не пытался.

Словом, после всего этого заходить внутрь мне расхотелось вовсе.

Даже ненадолго.

И вообще, за каким чертом мне понадобились эти гнусные забегаловки, напрочь лишенные вентиляции?! Гораздо проще накачать итальянца прямо тут, на свежем воздухе, благо, что фляга у него с собой имелась, да и у меня тоже – спасибо заботливому Ивану, снабдил на дорожку.

Не откладывая в долгий ящик, я подкинул Микеланджело идею устроить молодецкую забаву – кто быстрее осушит свою флягу до дна. Караваджо нахмурился, прикидывая, но затем его лицо просияло, и он, пьяно улыбаясь, согласно кивнул и даже предложил поспорить на два золотых флорина.

Я знал, почему он улыбнулся. По всей вероятности, он вспомнил, что его фляга, в отличие от моей, уже полупуста, поэтому, имея такое преимущество, он был уверен в своей победе.

Я тоже был уверен в том, что Микеле успеет раньше, поскольку пить не собирался вообще, и, пока живописец добросовестно и торопливо тянул медовуху, я только имитировал этот процесс, поднеся свою посудину ко рту, но заткнув горлышко языком.