Я чувствую себя слизняком — одним из тех гигантских, на которых останавливаются посмотреть семьи, путешествующие в мини-вэнах на летних каникулах. До сих пор я ковырялась в своей тарелке, но теперь отодвигаю ее в сторону, так что несколько ломтиков картошки-фри падают через край.

— Ну и что все это значит? — будничным тоном небрежно осведомляется Джеймс.

— Ничего, — бормочу я в ответ.

— Ты только что придумала для меня альтернативную личность. Не то чтобы я против, но она получилась какая-то дурацкая. Тед. Из Теннеси.

Я вздыхаю. Придется мне признаться.

— Это та девушка, которая хочет взять у тебя интервью.

— Я догадался, — говорит Джеймс и затем гордо выпячивает грудь. — Как мило, что ты так обо мне заботишься.

— Мечтать не вредно, — парирую я, не особенно веря в свои слова. — Дело вот в чем. Она мой конкурент на место главного редактора, и ей осталось взять интервью только у тебя. Мне не хватает еще двух интервью, а если она закончит сегодня, то мне остается только сдаться прямо сейчас. Я веду себя глупо, по-детски и мелочно. Знаю, знаю. Но я не понимаю, почему Влад и Марисабель не могут просто поговорить со мной! — восклицаю я, в отчаянии ударяя кунаком по столу.

Джеймс ничего не отвечает. Я пытаюсь разгадать выражение его лица, волнуясь, что он теперь будет считать меня ужасным человеком. Эта мысль лишает меня присутствия духа почти так же, как мысль о том, что Линдси теперь считает меня настоящей стервой. Но когда он наконец открывает рот, я слышу совсем не то, что ожидала услышать:

— Тебе осталось взять интервью у Влада и Марисабель?

Облегчение от того, что он меня не осуждает, заставляет меня на одном дыхании признаться ему во всем.

— Да. Но мало того, что они не хотят говорить со мной, — они меня пугают до ужаса. Они не обычные ученики. Вчера я подслушала очень странный разговор. Влад встречается с моей сестрой. И, возможно, со своей сестрой тоже.

Джеймс встревожено смотрит на меня.

— Софи, держись от них подальше. И скажи Кэролайн, чтобы делала то же самое.

Его горячность меня поражает.

— Но почему?

— Неважно почему, — резко отвечает он. Прежде чем я успеваю выразить свое возмущение по поводу этих угроз, он с решительным видом наклоняется вперед. — Что, если я заставлю их ответить на вопросы? К тому же у тебя они уже написаны.

— Это очень мило с твоей стороны, — говорю я. — Но почему ты думаешь, что они уделят тебе больше внимания, чем мне?

Повисает долгая пауза.

— Потому что я их знаю.

— Ты имеешь в виду, что познакомился с ними сегодня утром?

— Нет, я хочу сказать, что учился с ними в моей предыдущей школе, — произносит он быстро — слишком быстро — и при этом смотрит куда угодно, но только не на меня.

Пару секунд я просто тупо на него пялюсь.

— Ты хочешь сказать, что они твои друзья? — спрашиваю я.

— Нет! — резко отвечает он. — Я не хочу иметь с ними ничего общего.

— Но я не понимаю, — упорствую я. — Шесть человек из твоей старой школы приезжают вслед за седьмым в твой родной город, и это все никак не связано? Смешно! Слишком много совпадений. Они что-то замышляют, я знаю это. Недавно...

Джеймс хватает меня за руку, и я замолкаю от изумления. Я чувствую прикосновение его пальцев, сильных, но холодных, к тыльной стороне моей ладони.

— Софи, — говорит он тихо, но настойчиво. — Ты должна мне верить, когда я говорю тебе, что пора остановиться. Я не шучу. Я не хочу, чтобы ты была втянута во все это. Пусть случится то, что должно случиться, а потом я просто хочу вернуться к тому, что было. К тому, что было раньше — до того, как я переехал, до того, как мои родители...

— Джеймс, что ты делаешь? Почему ты держишь ее за руку?

Голос Виолетты прорывается сквозь гул смеха и столовой. Он всегда был довольно писклявым, но теперь переходит в визг, звеня от недоверия и напряжения. Она обеими руками судорожно сжимает подол своего платья. Я вырываю ладонь из руки Джеймса и в смятении засовываю ее под стол.

— Виолетта, — начинаю я, но она перебивает меня, с каждым словом приходя во все большее отчаяние.

— Мне говорили, что если я оставлю тебя в покое, то ты образумишься, — кричит она с безумно бегающим взглядом. — Мне говорили, что если я найду свои собственные увлечения, тебя привлечет мое новое «я», моя уверенность в себе. Мне так сказали. Мне сказали так! А теперь ты строишь глазки девчонке, которая одевается как крестьянка — хуже того, как крестьянин, — и целуется на первом свидании. Она потаскушка, Джеймс.

Слово «потаскушка» привлекает некоторое внимание общественности, но сейчас мне на это наплевать. Так вот оно что. Джеймс и есть тот загадочный мальчик Виолетты. Я перевожу взгляд на Джеймса и вступаю в ряды ожидающих ответа. Помолчав немного, он запускает в волосы пальцы и испускает раздраженный вздох:

— Виолетта, я тебе уже говорил. Мне жаль, что я сделал тебе больно. Поверь, если бы я мог повернуть все — все, что было, — назад, я бы сделал это. Но ты должна отпустить меня.

— Но я не могу, — восклицает она, прижимая руки к сердцу. — Я люблю тебя.