— А может быть, нам больше не стоит видеть друг друга? Я благодарна тебе за помощь с Реми…

— Хватит благодарностей. Я хочу…

— …и мне очень понравилась прогулка на автомобиле, но…

— Черт возьми, Кендра, ты можешь дослушать?

— …но, мне кажется, это… это бессмысленно, Джек.

— Кендра, я предлагаю не оргию с сексуальными извращениями, я просто ищу возможности поговорить с тобой.

— Я не знаю, — она почувствовала, что уступает.

— Разве девочки не уснули в своих номерах?

— Уснули, — согласилась она.

— Тогда что плохого в том, что я зайду выпить рюмочку на сон грядущий, и мы поговорим?

Кендра ответила не сразу.

— Перестань упираться. Мы должны поговорить. — Он помолчал. — Если только я не понял… если только я не ошибаюсь. Если ты не хочешь видеть меня,так и скажи. Я повешу трубку. И ты никогда обо мне больше не услышишь.

В его голосе Кендра уловила одновременно гордость и ранимость.

— Итак, что мне делать? — сухо спросил он. — Подниматься или нет?

— Я… я хочу тебя видеть. Комната 714.

— Я буду через пять минут.

Кендра метнулась в спальню переодеваться, не задаваясь больше вопросами, что она делает и зачем, а также в своем ли она уме, что согласилась опять увидеться с Джексоном Рэндаллом.

Она торопливо натянула чистое белье, льняные брюки темно-рыжего цвета и бледно-персиковую тонкую шелковую рубашку. Дрожащими пальцами открыла новый хрустальный флакончик и капнула духами на мочки ушей и в ложбинку между грудями, и едва успела обуться в туфли без каблука и провести щеткой по волосам, как услышала негромкий стук. Нервно сглотнув, она прошла через гостиную и открыла дверь Джеку. Он заполнил собой весь дверной проем. Свет из коридора бросал бронзовый отблеск на его темные волосы. На нем была та же одежда, что и раньше: те же угольно-черные джинсы обтягивали стройные мускулистые бедра, и тот же вязаный джемпер цвета слоновой кости выгодно подчеркивал темный загар. Он побрился и снова воспользовался лосьоном после бритья с цитрусовым запахом, который так ей понравился — это была единственная перемена в его облике.

— Будем разговаривать через порог? — вдруг охрипшим голосом спросил он.

Она залилась краской и отрицательно покачала головой, шире открывая дверь и пропуская его в гостиную.

— Я удивляюсь, как ты в Париже так загорел?

— Это не в Париже. Перед этим у меня была командировка на год в пустыню на Среднем Востоке.

Она наморщила нос.

— Ты шутишь?

— Хорошенькие шутки! Последние полгода я спал в походной койке на песке. Должен отметить, что это гораздо лучше, чем вовсе без койки, как в первые полгода. Ни выпивки, ни женщин, ни уединения. Зато вволю песка, ветра, жары, и солнца столько, что можно загореть на всю оставшуюся жизнь. — Он провел рукой по коротким волосам и нервно улыбнулся. — Помоги мне. Я болтаю, как неловкий подросток на первом свидании.

— Пожалуйста, не надо о подростках, — с чувством сказала она, закрывая дверь.

Он засмеялся, прошел в комнату и огляделся.

— Представляю, сколько стоит такой номер. Это один из сладких кусочков, о которых ты говорила?

Она пожала плечами:

— Родители девочек выбрали эту гостиницу из-за ее расположения — поблизости от достопримечательностей — и еще за то, что в ней безопасно. А я их сопровождаю.

— Не извиняйся. Этот номер гораздо приятнее, чем койка в пустыне. А потом, мне кажется, ты заслуживаешь всех возможных сладких кусочков в этой жизни.

Кендра подошла к мини-бару.

— Хочешь выпить чего-нибудь холодненького? Здесь должно быть двенадцать разных сортов пива.

— А ты будешь пить пиво?

— А мне безумно нравится вот этот оранжад. У нас в Штатах такого нет. — Она вытащила бутылочку и показала ему наклейку. — Мне кажется, он на вкус совсем как свежевыжатый сок, только газированный.

— Пожалуй, я немножко попробую.

Он подошел к ней и стал рядом, так близко, что она чувствовала тепло, исходящее от его кожи. Когда он потянулся за бутылочкой, она перестала дышать, замерев в ожидании момента, когда их руки коснутся друг друга. Но он вынул бутылочку у нее из руки, ухитрившись не дотронуться до нее, и она была весьма разочарована.

— Здесь есть орешки и чипсы, если хочешь.

— Нет.

Она сделала глоточек оранжада.

— Ну, Джек, чем ты занимаешься в своей морской пехоте?

— Воюю.

— А когда не воюешь?

— Учу воевать других.

— Понятно.

— Не думаю. Большинство гражданских воспринимают военных или на уровне ура-патриотичеких воплей, или на уровне философских дискуссий о войне и мире. — Он взял бутылочку и одним глотком осушил половину. — Послушай, я пришел не затем, чтобы обсуждать свою военную карьеру.

— А что ты хочешь обсудить?

— Отличный вопрос. Можем мы наконец прекратить ходить вокруг да около и поговорить? Поговорить начистоту?

Она кивнула:

— О'кей.

— Сядь, а то я нервничаю.

— Я не из тех, кто бегает по комнате как затравленный зверь.

— Послушай, я не силен в таких вещах. Прошло чертовски много времени с тех пор, как я был связан с женщиной. Чертовски давно я не был с женщиной. Вот мы с тобой одни, и я хочу тебе сказать… хочу тебя спросить… — Он засунул руки в карманы джинсов и зашагал по комнате. — Что ты прекрасно выглядишь, ты замечательно пахнешь, и я знаю, что, если к тебе прикоснуться, ты окажешься мягкой и сладкой, как в самых жарких моих мечтах… и я могу думать только о том, как… черт, я чувствую себя, как тот самый затравленный зверь.