В одно мгновение ему подали кубок вина, который прибывший выпил с усилием. Между тем канцлер скинул с себя плащ и покрыл им офицера.

— Теперь можешь говорить? — спустя некоторое время спросил король.

— Могу, — уже более твердым голосом ответил рыцарь.

— Кто ты?

— Ян Скшетуский… гусарский поручик.

— На чьей службе?

— Воеводы русского. По зале пронесся шепот.

— Что слышно у вас? Что слышно? — лихорадочно спрашивал король.

— Нищета… голод… могила… Король закрыл глаза.

— Боже! Боже! — проговорил он тихим голосом. И, помолчав, спросил: — Долго ли еще можете продержаться?

— Пороху нет. Неприятель…

— Много его?

— Хмельницкий… Хан со всеми ордами.

— Хан там?

— Да.

Настало глухое молчание. Присутствующие переглядывались, но неуверенность отразилась на всех лицах.

— Как же вы могли выдержать? — спросил канцлер с сомнением в голосе.

При этих словах Скшетуский поднял голову, точно новая сила влилась в него, и ответил неожиданно сильным голосом:

— Двадцать штурмов отбито, шестнадцать битв в открытом поле выиграно и семьдесят пять вылазок.

И снова настало глухое молчание.

Вдруг король выпрямился, встряхнул париком, как лев гривой, на желтоватое лицо выступил румянец, глаза загорелись огнем.

— Клянусь Богом, — крикнул он, — довольно с меня этих советов, этого бездействия, этого выжидания! Есть хан или нет его, пришло ли ополчение или не пришло — довольно! Мы сегодня двинемся под Збараж.

— Под Збараж! Под Збараж! — повторило несколько сильных голосов.

Лицо прибывшего просияло, как заря.

— Ваше величество, — проговорил он — с вами жить и умереть!

При этих словах благородное сердце короля растаяло как воск, и он, не обращая внимания на отвратительный вид рыцаря, обнял его и сказал:

— Ты мне милее, чем иные в шелках и бархате. Клянусь Богоматерью, менее достойных награждают староствами. Знай же, что то, что ты совершил, не останется без награды. Не возражай, я — твой должник!

И другие стали повторять вслед за королем:

— Не было еще более великого рыцаря, чем он!

— Он и между збаражскими первый!

— Ты стяжал бессмертную славу!

— Как же вы пробрались через станы казаков и татар?..

— Я скрывался в болотах, в тростниках, шел через леса, блуждал… не ел…

— Дайте ему есть! — крикнул король.

— Есть! — повторили другие.

— Одеть его!

— Завтра тебе дадут коня и одежду, — снова сказал король. — У тебя ни в чем не будет недостатка!

Все по примеру короля рассыпались в похвалах перед рыцарем. Его опять стали забрасывать вопросами, на которые он отвечал с величайшим трудом, так как им все больше овладевала слабость. Скшетуский был уже почти без сознания. Через несколько минут ему принесли пищу. Вскоре вошел ксендз Цецишовский, королевский проповедник.

Сановники с почтением расступались перед ним, ибо это был очень ученый ксендз, пользовавшийся всеобщим уважением, и его слово значило для короля больше, чем слово канцлера, а с амвона он иногда говорил такие вещи, которые и на сейме не всякий осмелился бы затронуть.

Его тотчас же окружили и стали рассказывать, что пришел офицер из Збаража, что там князь Вишневецкий, несмотря на голод, холод и лишения, громит еще хана и Хмельницкого, который за весь истекший год не потерял столько людей, сколько в последние месяцы под Збаражем, наконец, что король хочет двинуться на выручку, хотя бы там пришлось погибнуть со всеми войсками.

Ксендз слушал молча, шевеля губами и поглядывая на измученного рыцаря, который ел в это время, так как король приказал ему не обращать внимания на свое присутствие и сам еще наблюдал за ним и чокался с ним маленькой серебряной чаркой.

— А как зовут этого офицера? — спросил наконец ксендз.

— Скшетуский.

— Ян?

— Точно так.

— Поручик князя-воеводы русского?

— Точно так.

Ксендз поднял вверх свое морщинистое лицо и стал молиться, а потом сказал.

— Восславим имя Господне, ибо неисповедимы пути его, коими он ведет человека к счастью и покою. Аминь. Я знаю этого офицера.

Скшетуский расслышал это и невольно повернулся к ксендзу, но его лицо, фигура и голос были ему совершенно незнакомы.

— Значит, вы, один из всего войска, решились пробраться через неприятельский лагерь? — спросил его ксендз.

— До меня отправился один благородный рыцарь, но погиб, — ответил Скшетуский.

— Тем больше ваша заслуга, что вы потом отважились идти. Судя по вашему виду, это должна была быть страшная дорога. Бог воззрел на вашу жертву и привел вас сюда.