Сенкевич Генрик
Шрифт:
— Что за черт! Не могу найти его! Мы ведь бросили его сюда.
— Уж не оборотень ли это! Высеки огня, Василий, а то тут темно, как в лесу.
Наступило молчание. Василий, очевидно, искал трут и огниво, а другой казак начал потихоньку звать:
— Шляхтич, отзовись!
— Поцелуй пса в ухо! — пробормотал Заглоба.
Послышался звук огнива о кремень; затем посыпался сноп искр, осветивших на минуту темную внутренность хлева и головы казаков; потом опять воцарилась темнота.
— Нет его! Нет! — послышались тревожные голоса.
Один из казаков бросился к дверям.
— Батько Голода! Батько Голода!
— Что такое? — спросил сотник, показываясь в дверях
— Нет ляха!
— Как нет?
— Провалился сквозь землю! Нет его нигде! О, Господи помилуй! Мы и огонь зажигали — нет его!
— Не может быть! Ой; достанется вам от атамана! Убежал он, что ли? Заспались?
— Нет, батько, мы не спали. Из хлева он не мот выйти.
— Тише, не будить атамана! Если он не ушел, то должен быть здесь. А вы везде искали его?
— Везде.
— А на сеновале?
— Как же он мог влезть туда, если он был связан?
— Дурак! Если б он не развязался, то был бы здесь. Поискать его на сеновале! Высечь огня!..
Снова посыпались искры. Известие это сейчас же облетело всю стражу. В хлеву началась толкотня, какая обыкновенно происходит, когда случится что-нибудь неожиданное: слышались быстрые шаги, торопливые вопросы и ответы. Раздавались всевозможные советы.
— На сеновал! На сеновал!
— Смотри снаружи!
— Не будить атамана! Будет беда!
— Лестницы нет!
— Принести другую.
— Нигде нет!
— Сбегай в избу, нет ли там.
— О, лях проклятый!
— Надо лезть на крышу!
— Нельзя. Она выступает и обшита досками.
— Принести пики — мы по ним поднимемся наверх! А, собака! Втащил наверх и лестницу!
— Принести пики! — загремел голос Голоды.
Казаки бросились за пиками, а остальные стали заглядывать! на сеновал. Сквозь открытые двери проникал бледный утренний! свет, слабо освещая четырехугольное отверстие сеновала.
Снизу раздались отдельные голоса.
— Ну, пане шляхтич! Спусти лестницу и слезай! Все равно не уйдешь! Зачем утруждать людей? Слезай, слезай!
Тишина.
— Ты человек умный! Ведь если бы это помогло тебе, то ты сидел бы там; но ты ведь слезешь добровольно! Ты добрый!
Тишина.
— Слезай! А не то мы сдерем с тебя шкуру и бросим лицом в навоз!
Но Заглоба оставался глух ко всем угрозам и похвалам, и сидел в темноте, точно барсук в своей норе, приготовляясь к отчаянной борьбе. Он только сильнее сжимал свою саблю, сопел и шептал про себя молитву.
Между тем принесли пики, связали их по три вместе и поставили острием вверх Заглобе пришла было в голову мысль схватить их и втянуть вверх, но он сообразил, что крыша может оказаться чересчур низкой и ему не удастся совершенно втянуть их.
Весь хлев тем временем наполнился казаками: одни светили лучинами, другие нанесли всевозможных решеток от возов, дубин и прочего, но так как все это было коротко, то они наскоро связывали их ремнями, поскольку по пикам трудно было взобраться. Однако нашлись охотники.
— Я пойду! — отозвалось несколько голосов.
— Подождите, пока свяжут лестницу! — сказал Голода.
— А что, батько, если попробовать по пикам?
— Василий влезет! Он умеет лазить, как кот!
— Попробуй!
— Ой, осторожнее, — шутили другие, — у него сабля, он тебе срежет голову, вот увидишь!..
— Схватит он тебя за волосы и отделает, как медведь!
Но Василий не испугался.
— Он знает, что если тронет меня хоть пальцем, то задаст ему перцу атаман, да и вы, братцы, — сказал он.
Слова эти служили предостережением Заглобе, который сидел, не шевелясь.
Казаки, как это часто случается между солдатами, пришли в хорошее настроение духа; все это происшествие начало забавлять их, и они продолжали подшучивать над Василием:
— Будет одним дурнем меньше на белом свете!
— Он не будет раздумывать, как мы отплатим ему за твою голову. Он — смелый молодец!
— Ого-го! Это оборотень! Черт его знает, во что он там обернулся! Это чародей! Неизвестно, кого ты найдешь там, Василий!