— Теперь ничего иного ле остается, — произнес после некоторого молчания Скшетуский, — как отвести к князю отряд и отправиться на поиски. Пойдем Днестром за Ямполь, до самого Ягорлыка, и будем всюду искать. А если, как я надеюсь, Хмельницкий уже разбит или будет разбит, пока мы доберемся до князя, значит, и служба не помешает нам. Войско, наверное, пойдет на Украину, чтобы окончательно подавить бунт, но там уже обойдется без нас.

— Подождите-ка, — сказал Володыевский, — после Хмельницкого дойдет очередь до Кривоноса, и мы можем двинуться к Ямполю вместе с войском.

— Нет, нам надо ехать раньше, — возразил Заглоба, — но прежде надо отвести отряд чтобы развязать себе руки. Надеюсь, что князь будет доволен нами.

— В особенности вами.

— Конечно, потому что я привезу ему самые лучшие вести. Я ожидаю награды.

— Мы должны отдохнуть до утра, — сказал Володыевский, — впрочем, пусть распоряжается Скшетуский: он тут начальник, но я только предупреждаю, что если мы двинемся сегодня, то все мои лошади попадают.

— Я знаю, что это невозможно, — ответил Скшетуский, — но думаю, что после хорошей кормежки мы сможем ехать завтра.

На следующий день отряд двинулся в путь. Согласно приказанию князя, им надо было вернуться в Збараж и ждать там дальнейших распоряжений. Они пошли на Кузьмин, в сторону от Фельпотына к Волочиску, откуда вела дорога через Хлебановку в Збараж Дорога была плохая, так как все время шли дожди, но спокойная; только Лонгин, шедший впереди, с конницею в сто человек, разогнал несколько шаек мятежников, которые собрались в тылу правительственных войск Они остановились на ночлег только в Волочиске.

Но едва только успели они уснуть сладким сном, как их разбудила тревога: стража дала знать о приближении какого-то конного отряда. Но они сейчас же узнали татарский полк Вершула. Заглоба, Лонгин и Володыевский немедленно собрались в комнате Скшетуского, куда следом за ними влетел, как вихрь, офицер легкой кавалерии, израненный и весь покрытый грязью. Скшетуский, взглянув на него, воскликнул:

— Вершул!

— Да, я! — ответил прибывший, еле переводя дух

— От князя? Да

— Какие вести? Хмельницкий разбит?

— Разбита… Польша!

— Ради Бога! Что вы говорите! Поражение?

— Поражение, позор, посрамление! Без битвы! Паника!

— Я не верю своим ушам! Говорите же, ради Бога! Региментарии…

— Бежали.

— Где же наш князь?

— Уходит… без войска… я от князя… приказ… немедленно идти к Львову… за нами идут…

— Кто? Вершул, Вершул, опомнитесь! Кто?

— Хмельницкий, татары!

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! — воскликнул Заглоба. — Под нами расступается сама земля.

Но Скшетуский уже понял, в чем дело.

— Спрашивать будем потом, — сказал он, — теперь на коней.

— На коней, на коней!

Копыта вершуловских лошадей уже стучали под окнами; горожане, разбуженные появлением войска, выходили из домов с фонарями и факелами в руках Весть, как молния, облетела весь город. Забили в набат. Тихое за минуту до этого местечко наполнилось шумом, криками, лошадиным топотом, командами и криками евреев.

Жители хотели уйти вместе с войском, запрягали возы, нагружали их своими женами, детьми и разной рухлядью; бургомистр, во главе нескольких мещан, пришел умолять Скшетуского, чтобы он не уезжал вперед и проводил бы их хотя бы в Тарнополь, но Скшетуский не хотел даже и слушать, имея строгий приказ немедленно ехать во Львоа

Они выступили в поход и только по дороге Вершул, немного придя в себя, начал рассказывать, что случилось.

— С тех пор, как существует Польша, — говорил он, — никогда еще не терпела она такого поражения… В сравнении с этим ничто Цецера, Желтые Воды и Корсунь.

А Скшетуский, Володыевский и Подбипента хватались за головы и взмахивали руками.

— Это переходит границы человеческого понимания, — говорили они. — Где же был князь?

— Он был покинут; его нарочно отстранили, он даже не распоряжался своею дивизией.

— Кто же командовал?

— Все и никто. Я давно уже служу и съел на войне зубы, но такого войска и таких начальников еще не видел.

Заглоба, который не особенно любил Вершула и мало знал его, начал качать головой и чмокать губами, а потом сказал:

— Может быть, вы ошиблись и незначительное поражение приняли за всеобщее, поскольку то, что вы рассказываете, уму непостижимо.

— Что непостижимо — с этим я согласен, но я готов дать голову на отсечение, если это неправда.

— Каким же образом после поражения вы первым очутились в Волочиске? Я не могу допустить мысли, что вы дали деру! Где же теперь войско? Куда оно бежит? Что с ним случилось? Отчего убегающие не опередили вас? Я напрасно ищу ответа на все эти вопросы.