Шрифт:
– Оставим в покое ее деловые качества. Я имею в виду не ее преданность фирме. Ее преданность лично вам.
– Простите?
В его взгляде легкое недоумение. Неужели ты ошибся, Тарас? Это все твоя ревность! Личная неприязнь! Ты ревнуешь!
– Вы знаете, что она в вас влюблена?
– Я этого не поощряю, – говорит он, хмурясь.
– Но знаете? Знаете, ведь?
– А какое это имеет значение?
– Она не могла иметь любовника. Диана – цельная натура.
– Простите, вы в каком веке живете?
– А при чем здесь век? Цельные натуры встречаются в любое время. И во все века.
– Я не разделяю вашего энтузиазма.
Тут ты слегка злишься. Твои слова отскакивают от него, словно от стенки. Как узнать правду? Было или не было?
– В тот вечер, когда вы вернулись из Гонконга…
– Это личное. Я знаю, что обязан давать показания следователю, но вы к этому не имеете никакого отношения.
– Тогда зачем вы меня приняли?
– Затем, что мне не безразлична судьба моей сотрудницы. Я хотел узнать, какие действия вы собираетесь предпринимать?
– Я собираюсь провести независимое журналистское расследование.
– А именно?
– Поговорить с людьми. Со свидетелями. С ее подругами. Я уже начал.
– И с кем вы успели побеседовать?
– С женщиной, которая видела ее в тот вечер. Так вот: она не уверена, что это была именно Диана.
– Вот как? – его брови приподнимаются, обозначая удивление. – А кто тогда?
– Женщина, которая хотела быть на нее похожей.
– Но зачем?
– Скажите, над какими документами вы с ней работали той ночью?
Нет, ни один мускул на его лице не дрогнул.
– Вы что-то путаете, Тарас. Я был с женой. Что же касается секретов… В последнее время никаких важных сделок через мою фирму не проходило.
– Я понимаю, Андрей Николаевич, что это коммерческая тайна.
– Моего слова вам довольно? – с усмешкой говорит он.
– Значит, никаких секретных договоров не существует?
– Только в воображении Даны, – заверяет он. И его голос не кажется тебе фальшивым. – А у нее, как выяснилось, богатое воображение.
Так, где же собака зарыта? Не твоими мозгами это понять. Молчи, грусть!
– Кстати, – говорит он. – В ближайшее время мне предстоит визит к следователю. Пришла повестка, а я – законопослушный гражданин. Так вот, хочу вам сказать, я собираюсь сделать все возможное, чтобы облегчить участь Даны.
– А невозможное?
– Простите?
– Не хотите сказать следователю, что ее история – правда? От начала и до конца?
И тут он смеется. Искренне. Звонко. Заразительно. Можно сказать, хохочет. И сквозь смех говорит:
– А что на это скажет моя жена? С которой я провел вечер и, простите за интимную подробность, ночь? Боюсь, она меня не поймет.
– Выходит, что Дана врет?
– Увы! Фантазирует.
– Но как тогда объяснить, что ее до трех часов ночи не было дома? Если она была не с вами, то где?
– Быть может, она была с убитым? – с иронией спрашивает он.
– Я это выясню. Не может быть, чтобы никто не знал о ее романе. С кем-то она должна была поделиться.
– Желаю вам успеха, Тарас. В вашем независимом расследовании.
– Теперь я вижу: вы никогда ее не любили, – говоришь ты, поднимаясь из кресла. Ну что у них в офисе за мебель! Ты опять рискуешь оказаться в смешном положении! С трудом удерживаешь равновесие, а самое ужасное, что он это заметил! Улыбка на его правильном лице приводит тебя в бешенство.
– Скажите, это особенность вашего характера или профессии? – с интересом спрашивает он. – Говорить об интимных вещах с незнакомым человеком? Так сразу? И не за чашкой чая, а в его рабочем кабинете?
– Это особенность моей натуры, – бурчишь ты.
– Я так и подумал!
– А вот вы – человек скрытный, – ляпаешь ты. Ляпать – тоже особенность твоей натуры.
– Боюсь, у меня закончился лимит времени.
Теперь его глаза ледяные. А губы словно отвердели. Ты понимаешь, что следующим его поступком будет вызов охраны. И зачем он вообще тебя принял? Где логика? Логики нет. Может быть, тут и зарыта собака?
Этот визит не дал тебе ничего. Хозяин кабинета был вежлив, в его глазах было искреннее участие. Похоже, его и в самом деле волнует судьба сотрудницы. И ничего кроме. Ты выходишь в приемную и еще раз оглядываешь сидящую за столом девушку: