Восхитительно!

— Я в отставке, — проворчал Толли. — Так что не обязательно приветствовать меня по форме.

— Прошу прощения, полковник. Привычка, знаете ли.

— Лакаби тоже служил в Индии, — пояснил Стивен. — Четырнадцать лет назад, не так ли, сержант?

— Да, милорд.

— В таком случае давайте посмотрим, под силу ли вам отдернуть шторы. Сможете?

— Конечно, сэр. — Лихо развернувшись, Лакаби промаршировал к окну и начал отодвигать шторы, наполняя комнату солнечным светом.

— Сколько времени тебе потребовалось, чтобы найти его? — тихо спросил Бартоломью у брата.

Стивен подошел ближе.

— Весь вчерашний вечер и половина сегодняшнего утра. Так что попробуй только отказаться от его услуг.

— Я не могу даже надеть ботинки, — проворчал в ответ Бартоломью, отчаянно борясь с чувством собственной беспомощности. — А сейчас не в том положении, чтобы капризничать.

— Ну и прекрасно!

Облегчение на лице брата читалось слишком отчетливо. Стивен очень боялся, что Бартоломью снова откажется от любой помощи. Толли откинулся на подушки. Теперь нетрудно было найти бывшего солдата, нуждающегося в заработке: они встречались на каждом шагу, после того как Бонапарт капитулировал во второй раз, — но вот отыскать именно такого, который служил в Индии… Да, его брату пришлось приложить немало усилий.

— Спасибо, Стивен, — произнес Бартоломью.

Старший брат улыбнулся и заметно расслабился.

— Всегда к твоим услугам.

Вместе с хлынувшим в окна солнечным светом туман в голове Толли начал рассеиваться. Боль в ноге, правда, стала острее, но он стиснул зубы и постарался не обращать на нее внимания. Прентисс оставил ему щедрую порцию настойки опия, но Толли не нравился густой туман, окутывающий его сознание после приема обезболивающего. Кроме того, он считал неправильным притуплять боль с помощью лекарства.

Спустя несколько минут Стивен оставил его на попечение Лакаби и удалился. Камердинер подошел к кровати с бритвой в руках, и грудь Толли болезненно сжалась.

— Нет.

Лакаби остановился.

— Вам необходимо побриться, полковник. Осмелюсь сказать, что ваш нос не такой длинный, как у герцога. Сложно орудовать бритвой, если нос достает едва ли недр Гибралтара, но я приноровился. Так что не переживайте. Я прекрасно справлюсь.

Внезапно перед глазами Толли возникла картина: бандиты с кинжалами в руках, на тонких лезвиях которых блестят красные отблески пламени.

— Нет, — более настойчиво повторил Толли, сел на кровати и подтащил свое тело к ее краю. Господи Иисусе. Его нога почти ничего не чувствовала, как и прежде. Нужно как-то сдвинуть проклятую конечность с места.

— Но, полковник…

— Я не желаю.

— Доброе утро, Толли!

При звуке нежного женского голоса, прозвучавшего от дверей, все грубые слова, готовые сорваться у Бартоломью с языка, замерли.

— Тесс, — произнес он, и охвативший его мгновение назад страх сменился ликованием.

Войдя в комнату, Тереза улыбнулась слуге и протянула ему руки ладонями вверх. Озадаченно переведя взгляд с Толли на нее, тот подал девушке бритвенные принадлежности.

— Я принесу полотенце, хорошо?

— Да, будьте любезны.

Как только камердинер вышел из спальни, Тереза подошла к кровати.

— У вас такое выражение лица, словно вы хотели поколотить беднягу, — заметила она.

Толли поудобнее устроился на подушках, стараясь не поморщиться.

— Это мой камердинер. Стивен нанял его сегодня утром.

— У вас его не было?

— В Индии был адъютант. — Толли умолчал о том, где теперь Фредди. — Приезжая в город, я обычно пользовался услугами камердинера брата.

Тереза кивнула.

— Итак, вы не доверяете новому камердинеру настолько, чтобы позволить ему приставить к вашему горлу бритву.

Бартоломью внимательно смотрел на Терезу, ожидая увидеть на ее лице насмешку или жалость, но не заметил ни того ни другого.

— Я предпочитаю сначала узнать человека, прежде чем позволить ему убить себя.

— Со мной вы уже имели возможность познакомиться.

— Хотите меня побрить? — спросил Бартоломью. Он старался произнести этот вопрос так, чтобы в его голосе прозвучало опасение, но не смог. Ему нравились прикосновения Терезы. Когда она гладила его по волосам, охватившее его умиротворение убедило Бартоломью в том, что он уже на небесах, а склонившаяся над ним девушка — ангел, сопровождающий его на встречу к святому Петру. Или куда-то еще. В ее обществе его мало волновал пункт назначения.