— И все будет, как прежде? Нет, брат. Не будет. Уже никогда. И никакому богу нет до нас дела. Если кто нам и поможет, то только люди. И жить нам дальше не среди сказочных громов и эльфов, а таких же людей, как и мы с тобой. И знаешь что?

— Что? — ощутив внутри себя какое-то странное чувство пустоты, обреченности, безнадежно спросил Аль, хотя ему и вовсе не хотелось ни о чем говорить. Все, о чем он мечтал сейчас, это, оказавшись на каменном мосту, прыгнуть в бездну, надеясь, что боги и горные духи поймут его самопожертвование и помогут остальным пройти их путь, раз только их дорога, не его может привести к цели.

— Если раньше я хотел объединить десять царств…

— Чтобы получить власть, о которой все остальные только мечтали…

— Чтобы воплотить мечту тысячи и одного поколения, сделать то, что многие считали невозможным, избранные пытались и претерпели неудачу, и ни у кого, за исключением Основателя, не получилось.

— А сейчас? — ему было совершенно все равно. Но нужно же было чем-то заполнить образовавшуюся в душе пустоту. Хотя бы — разговором о чужом будущем.

— Я хочу сделать это ради того, чтобы жители Альмиры спаслись. И чтобы, лишившись родины, они не чувствовали себя в новом мире отверженными, бедными родственниками, нищими приживалами, у которых нет собственного дома, а из чужого не гонят, потому что совестно.

— Если ты будешь царем, все будет иначе, — соглашаясь с очевидным, кивнул Аль.

— Да. И тогда Альмира не умрет. Оставшиеся девять царств, объединившись, станут новой Альмирой.

— Ты еще не завоевал свое царство, а уже выбрал для него название, — не сдержавшись, хохотнул юноша. Право же, это было так забавно.

Аль-си же остался совершенно серьезен.

— Я завоюю его. Непременно. Не остановлюсь, пока этого не случится. И ничто не сможет мне помешать! — его глаза горели таким беспощадно жестоким огнем, что юноше стало не по себе. Он даже испугался — как бы с братом не случилось чего, он ведь, все таки, не здоров.

— Ну ладно, ладно, ты только не волнуйся…

— Я говорю это тебе, — с тем же видом одержимого продолжал царевич, — чтобы ты не вставал на моей дороге. Потому что ты можешь быть кем угодно, а я — только новым царем-основателем. Потому что ты мечтаешь о другой судьбе, а я — только об этой. Потому что… В общем, — прервав самого себя, он на миг замолчал, закрыл глаза, заставляя себя успокоиться, после чего продолжал, и хотя голос его при этом звучал много ровнее, но слова, которые он произносил, от того не стали менее жестокими: — Не вставай на моем пути к короне Основателя. Иначе мне придется тебя убить, — и, оставив ошарашенного такими словами брата стоять у входа в пещеру, пошел к уже начавшему склоняться к камням, затухая, костру.

Наутро Аль был хмур и еще менее разговорчив, чем обычно.

— Что это он? — недоумевали спутники за его спиной. — Неужели ему приснился еще один вещий сон? — но спросить самого царевича не решались, не столько не желая нарваться на злой взгляд, сколько боясь услышать правду. Даже Аль-си, обычно готовый допытываться до правды до победного конца, используя для этого все способы и не останавливаясь ни перед какими сомнениями, страхами или заблуждениями, на этот раз тоже отмалчивался, держась в стороне от брата.

Он чувствовал себя несколько неловко после давешнего разговора, сожалея о своей чрезмерной откровенности. Правы были легенды, уча, что есть вещи, о которых лучше не говорить вслух, даже если все понятно и без слов.

Не находя продолжения, разговоры затихли, так, в сущности, и не начавшись.

Странники шли молча, чувствуя себя неуверенно в непривычной гнетущей тишине, от которой веяло чем-то замогильным. В голову сами собой лезли мысли о смерти: и той, что осталась позади них, и той, что ждала впереди.

— Неужели все беженцы мертвы? — сорвалось с губ Рика. — Ведь в городах остались единицы…

— Иначе мы встретили бы их, — Лиин думал о том же, и эти мысли ему совершенно не нравились. Слишком жуткими они были.

— Не обязательно, — поспешил качнуть головой Лот, который упрямо не желал верить, что смерть ужаснее той, которую он видел. — Может быть, мы просто шли в стороне от мест, которые они облюбовали себе для жилья. В конце концов, мы ведь просто шли, притом торопясь, и никого не искали. А если бы поискали…

Взглянув на него, как на безумца, Аль-си презрительно скривил в усмешке рот. Однако ничего не сказал. Сначала собирался — от заблуждений лучше поскорее избавляться, пока они не избавились от реальности — но потом, встретившись с глазами своих спутников, передумал, лишь качнув головой. В конце концов, раз они хотели обманывать себя, пусть обманывают. Пока это не мешает общему делу, это не его проблема.

И вообще, его куда больше беспокоил брат, который, сжав губы так, что они прекратились в тонкие бледные нити, и упрямо глядя лишь прямо перед собой, шел вперед с тем выражением сосредоточенной решительности на лице, которая вселяла беспокойство.