Шрифт:
– Документы есть?
– Само собой, - протянул удостоверение.
– Епифанов Владимир Семенович, полковник, - прочитал бритоголовый и, заулыбавшись, с ходу процитировал:
Епифан казался жадным, хитрым, умным, плотоядным,
Меры в женщинах и в пиве он не знал и не хотел.
В общем так: подручный Джона был находкой для шпиона, -
Так случиться может с каждым - если пьян и мягкотел!
– Это про меня. Мы с Володей большие были друзья.
– «А за это, друг мой пьяный, - говорил он Епифану, - будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин! Враг не ведал, дурачина: тот, кому все поручил он, был - чекист, майор разведки и прекрасный семьянин»,– с удовольствием продекламировал бритоголовый, - Пошли, погуторим, что ли, прекрасный семьянин?
– Зря вы их порешили,- указал Жеглов подбородком на доктора Мейера.
– Доктора здесь поценнее немца Вернера фон Брауна.
– Так получилось, - неприязненно поджал губы пришелец.
– Пошли в кабинет, поговорим.
Они пошли. За ними двинулись горбоносый с палестинцем.
– Ты чего с ними? Вроде наш, русский?
– опасливо оглянувшись, спросил Жеглов.
– А у нас Пятый Интернационал, с уголовным уклоном. И потому задачи общие.
– Какие задачи?
– Так я все тебе и рассказал. Сам должен знать, коли тут ошивался.
– Чего я знаю, так это то, что взять тут нечего.
– Ошибаешься полковник, крепко ошибаешься.
Вошли в кабинет Перена. Бритоголовый устроился на хозяйском месте. Горбоносый с палестинцем, ревниво на него посмотрев, устроились кто где. Удивив Глеба, вошел буддистский монах в желтом балахоне. Залопотал, что-то на своем. Потом, вспомнив, видимо, что находится не на Тибете, убежденно сказал по-английски:
– Надо его убить!
– Ну, эти монахи в последнее время распустились, иезуиты им бы позавидовали!
– покрутил головой бритоголовый.
– Знакомься, полковник, это Будда, мы его так конкретно зовем. А это, - указал пальцем с массивным золотым перстнем на палестинца, - выдающийся арабский террорист Абдулла. Самолет, знаешь, взорвал и в Мюнхене, в семьдесят втором, отмечался. А это Хаим, никем не замечаем, - указал на горбоносого.
– Узкий, пес, по нацистам специалист, ему даже Абдулла до лампочки.
– Трое в лодке, не считая Будды, - пробормотал Жеглов.
– А тебя как кличут?
– Называй меня Фантомасом, - осклабился бритоголовый.
– А маска где?
– Она тут не нужна. Ну, сказывай, чего тут накопал?
– Судя по всему, этот Перен органы для продажи из сумасшедших добывал и сперму туда же.
– Чепуха, - махнул рукой Фантомас.
– Он тут окошко в светлое будущее наладил, а будущее, как ты знаешь, аппетитнее настоящей Америки.
Жеглов вспомнил речь Гитлера и газовую войну с Украиной. Посмотрел на бандитов, спросил:
– А вы сами, случайно не из будущего? Я формы такой, как на вас, не видел даже по телевизору, и оружия такого даже в справочниках нет.
– Все из Америки, самое современное. Наши паханы веников не вяжут. Чего-нибудь странного здесь не замечал?
– Замечал. Вокруг этого места какой-то экран. Зайдешь за него, и все исчезает. Эльсинор, ты сам... Я сам видел действие этого экрана. Своими глазами, - сказал Жеглов.
– А это плохо, что видел, - сказал Абдулла. Он смотрел на Жеглова, как на покаеще живого, и тот решил, что убьет его первым. Если вообще кого-то убьет.
– В общем, нам надо что-то решать, - сказал бритоголовый, вынув из кармана комбинезона мятую пачку «Мальборо».
– Судя по всему, наш полковник действительно тут заблудился. И к тому же много знает.
Глеб молчал. Он думал о Генриетте. Везет ему на француженок. А теперь его убьют. И он никогда больше ее не увидит.
– Ну что, молчишь, полковник?
– прервал его мысли Фантомас.
– А что говорить? Нет смысла. Мне и так умирать, ты двадцатку повезешь до Магадана, если, конечно, вышка минует.
В дверь постучались. Будда сказал: - Come in, - и вошел растерянный Пелкастер.
– Господа, там убитые!
– пролепетал он, смятенно глядя на бритоголового.
– Там доктор Мейер лежит, убитый! Понимаете, убитый!
– И ты, пиздабол, лежишь, убитый, - сказал Абдулла и выстрелил, не вынимая пистолета из кармана комбинезона.
Жеглов на него бросился, вцепился руками в горло, и был застрелен, Абдуллой или кем, это для него это уже не имело значения, потому что пуля попала в лоб.