Я узнала «Дом Ашеров» по людям. Казалось, они только что выскользнули из «Носферату» [3] в черно-белом варианте. Они толпились там, желая войти в узкую, ничем не примечательную дверь викторианского особняка в итальянском стиле, выкраденного разноцветной потускневшей краской, с просевшим крыльцом и колоннадой. Я припарковалась кварталом дальше и вернулась к клубу.

Вышибала — типичный громила в нелепо маленьком котенке на лысой голове — заворачивал назад чуть не всех подряд, сверяясь со списком на планшете, который держал в мясистой руке.

Ой-ой, Сулейман и Моравия: ни словом не упомянули о списке гостей.

Я постучала по плечу стоявшей впереди девушки. Она так густо подвела глаза, что напоминала енота.

— Здесь что, есть список гостей?

Она кивнула:

— Это частный клуб. Если вы не член, значит, кто-то должен занести вас в список приглашенных.

— Ну, я уверена, что мои друзья это сделали.

Девушка-енот соболезнующе улыбнулась мне.

Двухсотфунтовая горилла быстро разогнала очередь.

— Имя, — прорычал он мне.

Я выдавила свое имя.

— Энджи, хорошо, вы в списке. — Бегемот поставил мне на руку печать пурпурной тушью — крохотную летучую мышь. Я небрежно помахала еноту, чье имя, похоже, в списке отсутствовало, и вошла внутрь.

Темный коридор заканчивался узкими крутыми ступеньками, возможно, черной лестницей для прислуги. На меня обрушилась невыносимо громкая музыка. Я едва слышала собственные мысли, а ведь я еще не дошла до верха. Со всех сторон толкались желающие скорее оказаться внутри, и я позволила толпе увлечь себя, пялясь по сторонам и одновременно пытаясь сделать вид, что все тут знаю.

Казалось, что главный холл «Дома Ашеров» вообще не изменился со своих лучших времен, когда здесь еще был викторианский особняк. В центре помещения, тускло освещенного газовыми лампами в хрустальной люстре, стоял большой круглый бархатный диван. Стены высотой в двенадцать футов заканчивались узорной лепниной. Широкие двери вели сразу в пяти направлениях. Слева располагались туалеты и гардероб. На туалетных комнатах имелись надписи «Девочки» и «Мальчики», но народ не обращал на них внимания и шел, куда вздумается. Я решила попозже зайти в мужской туалет, исключительно ради новизны ощущений.

Справа находились крохотная бильярдная и длинная узорная деревянная барная стойка. Подсвеченные сзади бутылки с выпивкой светились, как гелевые лампы. Самая большая дверь вела в зал, забитый людьми, — они раскачивались под оглушающую музыку, курили или орали что-то друг другу прямо в уши. Прямо перед сценой небольшая, но бесстрашная группка танцевала с неистовой неудержимостью.

Музыканты выглядели не особенно по-вампирски, разве только все они были бледными. Гитарист в черных кожаных брюках, обнаженный до талии, лупил три известных ему аккорда. Впереди, в вихре длинных черных волос и костюме, напоминающем лохмотья, крался, пригнувшись, певец и неразборчиво что-то визжал с немыслимой скоростью, причем уровень децибел реально зашкаливал. Я сунула палец в ухо и посмотрела, нет ли на нем крови.

Я прошла в следующую комнату, отделенную от сцены тяжелой дверью. Уровень шума там оказался почти терпимым. На столах, накрытых белыми скатертями, мерцали свечи, создавая атмосферу изысканной элегантности. Люди в комнате в основном выглядели так, как в любом авангардистском ночном клубе, — много черной одежды, кожаных пиджаков, красной губной помады, и все до единого курят. Если вдуматься, так довольно сложно отличить вампира от типичного поэта или музыканта, ведущего ночной образ жизни. Та же бледная кожа, те же черные крути под глазами, те же напряженные лица, пытающиеся что-то разглядеть сквозь завесу табачного дыма.

В конце этой комнаты я заметила Сулеймана и Моравию. Между ними сидела Кимберли в белом платье без рукавов, что придавало ей сходство с Каспером, дружелюбным привидением. Невозможно было бросаться в глаза сильнее, но я не сомневалась, что она сделала это намеренно. Кимберли никогда не ошибалась в том, что касается моды. Я подошла к их столику.

Рядом с Моравией сидела еще какая-то болезненно худая женщина. Ее лицо состояло, казалось, исключительно из прямых линий и углов. Огромные голубые глаза, обрамленные длинными ресницами. Пирсинг в носу, в правой брови и сразу под нижней губой — золотые колечки и гвоздики разной величины.

Сулейман встал и, как обычно, поклонился.

— Энджи, я рад, что вы решили прийти. Присаживайтесь, пожалуйста.

Он выдвинул для меня стул рядом с худой женщиной. Кимберли улыбнулась и подняла свой бокал с шампанским, словно провозглашала в мою честь тост за то, что я все-таки решилась.

Моравия уставилась в бокал мартини так, будто пыталась прочесть в нем свою судьбу. Казалось, она не столько пьет, сколько вдыхает пары. Официантка, затянутая в черный кожаный корсет, приняла у меня заказ — коктейль «Космополитен». Обычно я пью вино, но сегодня чувствовала, что мне необходимо подбодриться чем-то покрепче.