— Конечно, меня вы обделите, ведь мне нечего вам дать, — вмешался второй.

— Разве не хватает в вашем доме места для всех? — спро­сил Фасати.

— Наш дом не маленький, — отвечал отец девушки.

— Так чего же еще вам нужно?

— Вот он злится, что я не ем панчагавии [32] , — вмешался отец юноши. — А как я буду есть панчагавию, если отец невестки ест панчамарит [33] ?

— Так почему же вы по-разному питаетесь? — поинтере­совался Фасати.

— Так постановил панчаят.Таково наше духовное очищение.

— А почему вас судил панчаят?

— Почему?..
– Они вытаращили глаза, поражаясь непо­нятливости Фасати.
– Потому, что наши дети приняли като­лическую веру.

— Так почему же вас панчаят по-разному наказал? Мужчины переглянулись.

— Так ведь он же вайшья, а я - шудр, - пояснил отец молодого супруга.
– Мы ведь из разных каст.

— Переходите в нашу веру, мы снимем с вас наказания, и вам не придется спорить, — предложил Фасати. — Мы не признаем каст и индуистских панчаятов. Мы, как и Ганди, провозглашаем равенство людей. Не нужны будут и драго­ценности. Иначе одним сапфиром не отделаетесь.

— Я бы перешел, да вот он не хочет...

— Почему же он не согласен?

— Он мечтает возродиться кшатрием. А я никогда не дождусь такой мокши. Я ведь шудр. Зачем мне такая религия?

Миссионер над чем-то долго раздумывал, а затем спросил:

— А если махант Магджура снимет с вас наказание, вы не будете ссориться?!

— Нет!
– они оба вскочили.

— Послушайте наше богослужение, — сказал Фасати. — Вот закончу службу и отправлюсь в храм к маханту. Может, что-нибудь и удастся сделать.

Усадив отцов наших молодоженов возле ризницы, Фасати ушел служить обедню. После чтения евангелия, когда мисси­онер отдыхал, сидя на стуле, я взошел на амвон и произнес проповедь, в которой мирил обоих отцов. Я говорил о любви к ближнему, о дружной совместной жизни, о взаимном ува­жении и вечной жизни после смерти в царстве небесном. Во время проповеди отец юноши неоднократно подталкивал локтем своего свата и показывал на меня. Я был убежден, что проповедь подействует на них.

После богослужения, проводив верующих из церкви, мы с Фасати решили отправиться в храм индуистов. Но идти нам не пришлось. Пономарь сообщил, что в миссию прибыл махант Магджура. Это нас удивило и обрадовало. Может, начнется наконец взаимное общение.

Мы застали Магджуру сидящим на циновках и уселись рядом с ним.

— Я пришел по делу сына, - начал махант.

— Чем мы можем помочь? — спросил Фасати.

— Это - личное дело. Может, вам неудобно?

— Пожалуйста, не стесняйтесь!

— Так вот, гуру нашей семьи недостаточно хорошо учит сына английскому языку. А сын ведь уже посвящен.

Фасати взглянул на меня. Ведь из нас двоих только я хо­рошо знал английский. Я, тут же сообразив, что к чему, по­просил Магджуру:

— А вы в свою очередь не приняли бы воспитанника мис­сии в свою школу для обучения рисованию? Только этот мальчик из касты шудров, может быть даже хариджанин. Вы могли бы учить его частным образом, так же как и я вашего сына?

— Я буду обучать его как вашего воспитанника, а не как шудра. Вы согласны с этим?

— Но вот еще одно дело, — вмешался Фасати. — Только не личное, а общественное.

Магджура ничего не ответил, словно не к нему были об­ращены слова миссионера. Однако Фасати не обратил на это внимания и начал разговор издалека:

— Во время упанаяны вашего сына вы говорили, что ни в мире богов, ни на земле нельзя заслужить большего сокро­вища, чем сердечная доброта. Ссылаясь на это мудрое изре­чение, я, как католический миссионер, прошу вас снять с ро­дителей, чьих детей мы недавно обвенчали, наказание, нало­женное панчаятом. Теперь эти семьи связывают обе наши ре­лигии — индуизм и христианство.

Магджура приподнял голову, с укором посмотрел на миссионера и ответил:

— Великодушный от рождения даже в трудные минуты всегда остается великодушным. Но я бессилен перед святым панчаятом, хотя и являюсь его председателем. Будьте терпе­ливы, ждите нового решения.

Фасати благочестиво склонил голову и обратился ко мне:

— Может быть, нальем по рюмочке французского конья­ка, испробуем божьей благодати?

Махант не стал отнекиваться. Выпил одну, потом вторую рюмку. Он стал нас расспрашивать, много ли в мире католи­ческих миссий. Сожалел, что индуизм невозможно распро­странять в других странах. Он тоже стал бы миссионером. А так он вынужден довольствоваться своей страной.

Вскоре после того как Магджура покинул нас, в миссию пришел брахман и сказал:

— Всемогущий Шива снимает наказание, наложенное пан­чаятом.

Лишь теперь мы вспомнили, что оставили сватов в риз­нице, где они все еще продолжали спорить. Когда же они узнали, что с них снимается покаяние, наложенное панчая­том, то очень удивились, а потом бросились друг другу в объ­ятия и радовались как дети.

— Живите всегда в согласии, — пожелал им на прощание Фасати.

Когда сваты покинули церковь, миссионер улыбнулся и сказал: