— Полезай наверх!

Мальчик ухватился за висящую в воздухе лестницу и бы­стро взобрался по ней. Внезапно он исчез.

— Где ты, непослушный? — стал кричать факир. — Слезай вниз.

Мы были поражены, увидев мальчика на другой стороне улицы, и не понимали, как он там очутился. Лицо отца выра­жало гнев. Он выхватил из-за пояса кирпан — индийский кривой меч — и одним махом отсек мальчику голову. Мы оце­пенели и смотрели друг на друга, ничего не понимая. А факир как ни в чем не бывало начал обходить зрителей с жестянкой и просить:

— Бакшиш!

Когда он подошел ко мне, я не выдержал:

— Что ты сделал с сыном? Факир вдруг исчез.

Оглянувшись, мы увидели их обоих, отца и сына, в об­нимку приближающихся к нам. Подойдя, отец вновь протя­нул свою жестянку:

— Бакшиш!

Я бросил три рупии в протянутую жестянку. Факир до­стал откуда-то стакан и, улыбаясь, начал его грызть. На наших глазах он со смаком съел его. Потом факир обратился ко мне:

— Пришли Чаухана, я его обучу своему ремеслу. Это го­раздо легче, чем убивать хищников.

Я ничего не ответил, только подумал, что Чаухана и впрямь следовало бы обучить какому-нибудь ремеслу. Спо­собный мальчик. Может быть, устроить его к маханту Магджуру в класс рисования? Но ведь тот не примет шудра.

На обратном пути в миссию я спросил сына факира:

— Почему ты пришел учиться в католическую школу?

— Вы учите даром, а в других нужно платить за учебу, ответил он не раздумывая.

— А зачем тебе нужна учеба?

— Хочу поступить в цирк. А туда неграмотных не прини­мают.

— В цирк? — удивился я. — Отец тебя обучит своим фо­кусам, и ты легко проживешь.

— Фокусы отца надоели. Я хочу выступать в красивом цирке. И поэтому я должен учиться.

В миссии Чаухан усердно обучал мальчишек.

Перед отъездом профессор Густас поинтересовался у меня мировоззрением Фасати. Насколько глу­бока и искренна его вера? Я не знал, что ему от­ветить, но с того времени стал внимательнее наблюдать за Фасати. Однажды, выслушав испо­ведь, он взял облатки и пошел к алтарю. Затем стал прича­щать верующих. Когда Фасати вернулся в ризницу, я осторож­но, чтобы не обидеть, спросил его:

— Ты не забыл освятить облатки?

— Какая разница, освящены они или нет, — пожал он плечами. — Все равно верующие восприняли облатки как тело Христово. Главное — это верить. Неверующим и освященные облатки не помогут.

— А ты веришь в то, что делаешь? — спросил я.

Не ожидавший такого вопроса Фасати слегка смутился, растерянно улыбнулся и сказал:

— С помощью религии я стараюсь поднять достоинство людей. Разве этого мало? — Он посмотрел на меня так, словно желал прочесть мои мысли.
– А духовные иллюзии, которые распространяем мы — католики, индуисты или буддисты, — одни и те же. Только облечены они в разные формы, но пред­назначены для обмана людей.

— Если ты не веришь в бога, зачем в таком случае миссионерствуешь? — возмутился я. — Это ведь лицемерие. Или ты извлекаешь из этого какую-то выгоду?

Фасати не успел мне ответить, так как в ризницу зашли два индуса, споря между собою. Это были отцы наших не­давних новобрачных. Невозможно было понять, чего они хотят. Показывая пальцем на своего свата, отец девушки начал объяснять:

— Во время сватовства об этом договоренности не было, а он вломился в мой дом и живет там. Разве есть такое право?

— Как же я не имею права, сват? — наступал отец юноши. — Мой сын теперь хозяин твоего дома. Он обещал в старости ухаживать за мной. Теперь у всех нас права на этот дом, и ты меня не выгонишь...

— Законы Ману [31] говорят, что когда человека убелит се­дина и он дождется внуков, то обязан порвать все земные связи. А ведь у твоего старшего сына уже есть дети, — не сда­вался первый. — Отправляйся в джунгли.

— Не спорьте, — пробовал утихомирить их Фасати.

— А он разве пойдет в лес, когда дождется внуков? — не хотел остаться в долгу второй. — Все хотят жить!

— Ты хочешь воспользоваться положением своего сына, нечистая твоя душа, — вскочил отец девушки.

— Идите во двор, разберитесь между собой, тогда пого­ворим, — махнул рукой Фасати.
– Я не обязан вас выслуши­вать, тем более что вы не католики.

Теперь оба напали на Фасати.

— Вы связали наших детей, вот теперь и судите! — сказал отец девушки. — Как же иначе? Пожалуйста, сааб, возьмите, это очень красивый сапфир. Его нашел в горах мой праде­душка. Только Прошу вас честно решить наш спор.