А слева и справа, будто подпирая крышу, белели кирпичные трубы с растрескавшимися нашлепками штукатурки; какие-то ржавые заслонки и дверцы виднелись на трубах, какие-то четырехугольные отдушины зияли… Из каждой такой отдушины мог кто-то выскочить. А за каждую дверцу можно было заглянуть самому. Это же счастье!

Он даже замедлил шаги, растягивая наслаждение. Может, сначала дождаться девчонку Клавку, у которой он отобрал мяч? Вон слышно, как она топочет по лестнице. Сейчас она сунется в двери, и просто грешно не напугать ее до смерти. Ее надо напугать как следует, а потом уже, дрожащую, посиневшую от страха, вести по чердаку, сквозь паутинные завесы, от отдушины к отдушине…

Он знал, что Клавка и это стерпит.

Наивные взрослые полагают, что любовь бывает только в их возрасте. А она бывает гораздо раньше. Прошлой зимой Митенька еще был в детском саду, и когда ребят водили на прогулку, Митенька упорно выбегал из строя и шел рядом, будто он командир.

Воспитательницы ничего не могли поделать. Все перепробовали — и ласку, и строгости, но Митенька продолжал выбегать из строя.

Воспитательницы не знали, что Митя безумствует от любви. Была в их группе хроменькая девочка, в которую все мальчишки втрескались. Оно и понятно — девочка была особенная, не похожая на других. Вот и Митенька, чтобы сделаться особенным, чтобы девочка его заметила, начал выбегать из строя.

Незачем говорить, что воспитательницы напрасно загоняли его обратно. Никакая сила не заставила бы его вернуться в строй. Ибо он любил.

И девчонка Клавка тоже любит. Лицо у нее делается совершенно глупым от счастья, когда она смотрит на Митеньку. А если Митенька висит на скамейке вниз головой, или бегает по бортику фонтана, или вскарабкивается на дерево, — девчонка Клавка и восхищается, и страдает одновременно. Она с удовольствием свалилась бы вместо Митеньки на землю. Вместо него бухнулась бы в холодную воду. Потому что страдать из-за любви и жертвовать собой из-за любви — наслажденье.

Девчонка Клавка не пикнула, когда Митенька отобрал у нее мяч, и безропотно поволоклась за Митенькой через двор, и по лестнице до самого чердака, и сейчас, обмирая от ужаса, полезет в чердачную темноту. Ее тоже ничто не остановит. И чем больше ты будешь пугать девчонку Клавку, чем сильнее заставишь страдать, — тем приятней ей будет.

Взрослые люди читают детям сказочки. Например, про какую-нибудь Марью-царевну, что отправилась искать своего жениха за тридевять земель и на этом пути шла через леса и горы, перебиралась через моря и реки да вдобавок побеждала и Кощея Бессмертного и Бабу Ягу. Взрослые читают такие сказочки, а сами ни капельки в них не верят. Взрослым кажется, что ничего похожего не бывает. Да и в самом деле: кто из взрослых сейчас отправится из-за любви за тридевять земель, кто истопчет чугунные башмаки, каменный сухарь изгрызет? Смешно. Нету таких взрослых. Но сказочные герои все-таки не перевелись, их можно встретить в любом детском саду. Вон девчонка Клавка — ничего другого ей и не надо, дай только лес погуще да речку поглубже, через которые надо переправляться!

Митенька отодвинулся, прячась за трубу, и устремил хищный взгляд на полуотворенную дверь. Сейчас, сейчас… Покажись только, девчонка Клавка. Получишь полное удовольствие.

В полоске света, наискось падавшей с лестничной площадки, появилась вздрагивающая Клавкина рука. Качнулся и вспыхнул белобрысый локон; мелькнуло просвечивающее, как апельсиновая долька, Клавкино ухо… Митенька напружинился, набрал в грудь воздуха…

И в этот миг наверху, по черному куполу кровли, прокатился железный гром. Все пространство чердака, замершее в постоянной тишине и мраке, внезапно пробудилось, зазвенело, заголосило… Эхо отозвалось и заметалось средь балок, посыпалась откуда-то слоистая ржавчина. Заплескал крыльями невидимый голубь.

Забыв о Клавке, Митенька мгновенно распрямился. Что это? Откуда гром? Ага, это кто-то ходит по крыше! Великанские шаги прогромыхали над головой и теперь удаляются — будто рыцарь, весь закованный в тяжкие доспехи, скрипя суставами, медленно движется по крыше… У обыкновенного человека не может быть такой страшной поступи!

Надо немедленно убедиться, увидеть собственными глазами!

Митенька с застучавшим сердцем кинулся в глубь чердака, увязая сандалиями в рассыпчатом пыльном песке, которым был засыпан пол. Приходилось лавировать среди труб, перемахивать какие-то низкие кирпичные перегородки; крепкая паутина, будто сплетенная из нейлона, с трудом рвалась под Митенькиными руками.

А сзади, постанывая от кошмарных видений, топотала девчонка Клавка. Митенька оглянулся мимоходом и заметил, что Клавка тащит в руках полосатый мяч. Это надо же: колотится от ужаса, но мяч все-таки подхватила, чтоб не потерялся. Во героизм!

Ослепительно засиял впереди голубой треугольник. Это слуховое окошко. И оно тоже открыто — можно по деревянной лестничке, сбитой из досок, подняться к нему и выскочить на крышу. Просто невероятное везенье!

Слепит голубой треугольник, притягивает. А сумрачные закоулки чердака сразу потеряли половину привлекательности. Все эти трубы, отдушины и пыльные углы можно обследовать на обратном пути. Они никуда не денутся, а вот великан, громыхающий доспехами, может перешагнуть на соседний дом и скрыться… Скорей на крышу! Скорей! Отбарабанили под подошвами дощатые ступеньки, ударило в лицо сквозняком, обожгло пальцы нагревшимся кровельным железом… Выбираясь на крышу задом наперед, Митенька вновь увидел девчонку Клавку. Она продолжала совершать чудеса. Прижимая к животу полосатый мяч, Клавка взбиралась по лестничке, не держась за перила. Руки-то были заняты. Ни один матрос на свете, ни один циркач не смог бы, наверное, повторить такой номер. Глаза у Клавки, вытаращенные от напряжения, полыхали безумной решимостью.