— Прошу прощения за внезапное вторжение, — сказал он, обнимая ее за плечи. Ему понравилось, как она приняла его слабое объятие, без всякого намека на стыдливость. — День был длинный и утомительный. Но вы выглядите гораздо лучше.

Царапины, портившие ее прелестное лицо, зажили настолько, что их уже можно было скрыть под слабым слоем пудры. Всякий раз, глядя на ее раны, у него появлялось жгучее желание поймать обидчика и закопать его в землю. Каждый стон или вздох от боли, который вырывался из ее губ, разжигал гнев, горевший в Хартли. Он даже признался себе: прав Яго, говоря, что, избив этого человека до смерти, он будет спать сном праведника.

Ребра и нижняя челюсть уже не болели, Алтея могла свободно двигаться и говорить. Сначала Хартли противился тому, чтобы она оставалась на попечении Кейт, но теперь ему стало ясно — вера Вонов в целительское искусство своей служанки оправдалась. Здоровье Алтеи поправляется, исчезают следы побоев, но не исчезает его гнев. И пока он не отплатит за нанесенные Алтее побои, гнев не утихнет.

— Благодарю вас, добрый сэр, — улыбнулась Алтея. Ее радовало, что он не льстит ей, как это принято в светском обществе. Она воспринимала это как добрый знак. С ней лорд Хартли не играет в свои игры по соблазнению, не использует хорошо отработанные движения, приемы и слова. С ней Хартли был просто Хартли. Она не такая уж дурочка, чтобы считать, будто он испытывает к ней какие-нибудь глубокие чувства, но это означало, что он не относится к ней так, как ко всем прочим женщинам в своей жизни. И это уже хорошо.

— Всегда к вашим услугам. — Он легко поцеловал ее в щеку, борясь с желанием поцеловать в губы. — Мне дано официальное разрешение открыть охоту на Клодетту. Уилсетт поверил нашим словам: из такой женщины, как Клодетта, секретов не вытянуть, даже если ее соблазнить. Однако ему потребовалось время на то, чтобы убедить свое начальство в том, что мы правы. Но как только Уилсетт согласился с нами, я начал отдаляться от Клодетты, постепенно заканчивая танец, в который были втянуты и вы.

Для Алтеи ничего не могло быть приятнее этой новости. Выздоровев, встав с постели, она слишком часто страдала от мыслей о том, как он обнимает Клодетту, целует ее, делит с ней мгновения страсти. Она начала думать так: не знать, что происходит между ним и Клодеттой, также плохо, как знать и видеть все своими собственными глазами.

— А как она восприняла ваше поведение?

— Я не совсем порвал с ней, но она дает понять, что ей это не нравится. Когда я думаю о том, как она поступила с вами, всего лишь заметив в моем взгляде интерес к вам, я начинаю гадать, не лучше ли вам вернуться в Коултарст. — Он с трудом заставил себя произнести это предложение, потому что ему совсем не хотелось, чтобы она уезжала.

— Нет, — улыбнулась Алтея в ответ на его хмурый взгляд. — Я ввязалась в это дело из-за своего видения и намерена оставаться здесь до конца, пока все не завершится. И, — поспешно добавила она, не давая ему возможности возразить, — я вам еще нужна. Еще нужно узнать, что случилось с вашими племянниками. От них есть новости?

— Еще слишком рано. — Он поставил свой бокал на столик между ними и взял ее руки в свои. — Теперь вы в большой опасности, Алтея. Я хотел бы, чтобы вы это ясно понимали.

— Предупрежден — значит вооружен. Мы знаем: опасность существует, и можем следить за ситуацией. А разве можно быть уверенным, что эта опасность не последует за мной в Коултарст? Я теперь уже помечена, так что не вижу, каким образом отъезд из Лондона может это изменить.

Он поцеловал ее в лоб, потом прижался щекой к ее волосам, моля Бога, чтобы не только желание быть с ней рядом заставило его согласиться с ней.

Сердце у Алтеи подпрыгнуло, когда он прижал ее к себе. Она громко вздохнула от удовольствия, наслаждаясь ощущением его сильных рук. Такие объятия, как и легкие ласки, как и сладкие, слишком невинные поцелуи, стали более частыми за время ее выздоровления. Это пробуждало в ней надежды, но и разочаровывало — ведь она так желает его.

Алтея отважилась и провела рукой по его широкой груди. Дойдя до края шейного платка, она ощутила под пальцами тонкую золотую цепочку, которая привлекла ее внимание. Только она открыла рот, чтобы спросить, что это такое, как ее охватило слишком хорошо знакомое чувство. Алтея едва успела ухватиться за руки Хартли, как уже погрузилась в мелькающий водоворот образов и впечатлений.

Хартли крепче обхватил Алтею, когда все ее тело судорожно сжалось в его руках. Один взгляд на ее лицо, в ее широко раскрытые затуманенные глаза, и Хартли понял — у нее видение. Он молил Бога, чтобы оно не предрекало опасности или, что еще хуже, смерти одного из его друзей. Он крепче обнял ее, шепча успокаивающий вздор и поглаживая по спине, выжидая, пока Алтея придет в себя и сможет понять — он здесь, рядом с ней.

Заглянув в свою душу, Хартли обнаружил полное отсутствие неловкости или страха. Он обнаружил там только одно: беспокойство за Алтею. Ведь она еще слишком слаба после нападения, чтобы перенести какое-нибудь пугающее видение. Вернувшись оттуда, куда унесло ее видение, она высвободилась из его объятий, схватила свой альбом и принялась быстро делать наброски увиденного. Хартли поспешил к двери, позвал дворецкого и приказал принести чай. Он уже вернулся на свое место и приготовился снова обнять ее, когда она сама рухнула в его объятия, закончив свой неистовый рисунок. Дар не должен быть таким жестоким к тем, кому он дарован, подумал Хартли, держа в объятиях ее дрожащее тело. В комнату быстро вошел Альфред и поставил на стол перед ними поднос с чаем и печеньем.

— Налей чаю, Альфред, — сказал Хартли. — Нужно, чтобы она выпила чаю и что-нибудь съела.

Алтея медленно отпила несколько больших глотков, глубоко вздохнула, чтобы унять возбуждение, кипящее в ней, и медленно освободилась из рук Хартли. Не хотелось давать Хартли надежду, которая может не сбыться, но придется рассказать ему все, это Алтея понимала. Она была уверена — увиденное ею уже произошло. Это произошло совсем недавно. Но определенно это не было видение настоящего или будущего. С тех пор как это случилось, все могло обернуться к худшему. Франция с пугающей регулярностью переходила от затишья к бурному кипению и убийствам.