Хартли чуть не рассмеялся, и не просто потому, что ему понадобилось три дня, чтобы понять это. Он был полон чувств, которые прежде презирал. Это ведь он надменно заявил Яго: «Я в любовь не верю». И привел самодовольные и глупые причины. Теперь, зная, что это такое, Хартли смутно вспоминал времена, когда его родители были вместе, и понимал — они любили друг друга. Очевидно, это и было причиной того, что, долгое время считая себя убежденным холостяком, он подумал о браке, как только встретил свою суженую — Алтею.

Сидя в кресле у постели, он взял ее за руку. Как же он ошибался, считая, будто достаточно испытывать к жене симпатию, наслаждаться ее обществом и делить с ней горячую страсть. Теперь ему нужно больше. Ему нужно, чтобы она любила его так же, как он любит ее. Как этого добиться — вот вопрос. Он умеет соблазнять, но он никогда не пытался завоевать сердце женщины. Да никогда и не хотел этого. Хартли не оставалось ничего другого как молить Бога, чтобы у Алтеи было больше причин выйти за него замуж, чем у него, причин более важных, таких, которые идут из сердца, а не из головы.

Хартли застыл, когда Алтея пошевелилась, ее рука сжалась в его руке. Она будет жить, но какое-то время ей придется терпеть боль. Даже тех трех дней, когда она то приходила в себя, то снова теряла сознание, оказалось недостаточно, чтобы боль прошла. И еще останутся два уродливых шрама, которые испортят совершенство ее кожи цвета слоновой кости. От этого он не будет желать свою жену меньше, но всякий раз при виде этих шрамов он будет вспоминать, как легко мог потерять ее. Он поднес ее маленькую нежную ручку к своим губам и поцеловал в ладошку. Потом снова посмотрел на ее лицо, глаза Алтеи были открыты.

— Очень больно? — спросил он, помогая ей сесть, чтобы выпить сидр, оставленный Кейт. — Доктор оставил тебе немного лауданума.

— Терпеть не могу это отвратительное лекарство, — сказала она. Алтею обеспокоило, что такое простое действие — слегка приподняться и выпить напиток — заставило ее задохнуться и задрожать от слабости. — У Кейт есть настойка из трав, которая действует не хуже. Кейт здесь?

— Нет. Она провела с тобой всю ночь, и я отправил ее отдохнуть. — Хартли снова сел. — Она была тут, когда доктор обрабатывал твою рану. Доктор потребовал, чтобы я связал ее и заткнул ей рот, пока он не закончит, но я отказался.

— Она давала ему указания?

— И очень красочно. Доктор выгнал меня из комнаты, и я отомстил ему, оставив ее здесь. Хочешь настойки? — спросил он, надеясь таким образом отвлечь ее внимание.

— Пока нет. А почему тебя выгнали? Ты тоже пытался давать указания доктору?

— Нет. — Его поразило, каким счастливым он почувствовал себя — она уже в состоянии задавать ему вопросы. — Меня вышвырнули, потому что я попытался задушить его. — Он пожал плечами, когда Алтея удивленно воззрилась на него. — Ты кричала от боли. Я решил оттащить его. Ему это не понравилось.

Алтея засмеялась и поморщилась от боли.

— Бедняга. — Вспомнив все, что случилось в саду, она прошептала: — Он собирался убить Жермен.

— Я знаю. Она нам сказала. Сначала я не поверил, но Жермен нас убедила. — Хартли покачал головой. — Она и раньше пыталась привлечь мое внимание, но я к ней не сразу прислушался. Мы все были совершенно уверены, что это очередное покушение из-за твоего нежелания уехать или из-за нашей женитьбы, о которой узнала Клодетта.

— Тебе нужно научиться слушать Жермен. И Байяра. Они гораздо старше своих лет. Они уже не те дети, какими ты их помнишь.

Она права. Хартли все еще считал Жермен и Байяра теми детьми, которые уехали вместе со своим отцом три года назад. Время и трагедия положили конец ясноглазому детству, в котором они пребывали до того дня. Хартли понимал, что ему придется научиться уважать зрелость, приобретенную племянниками за годы их мытарств во Франции.

— Сомневаюсь, сможем ли мы узнать все о случившемся с ними, — заметил он.

— Возможно, нет, но это, может быть, и к лучшему. Услышав об их страхах и боли, мы только разозлимся, а изменить ничего не сможем. И будем от этого мучиться. Поймали негодяя, стрелявшего в меня? Это был тот же бандит, который избил меня тогда.

— Знаю, но боюсь, уже не поймаем. За ним гонялись три дня и не обнаружили никаких следов.

Алтея смотрела на Хартли, пытаясь понять смысл его слов. Плечо горело, все тело ломило, а голова, казалось, набита ватой. Трудно было следить за разговором, а еще труднее — участвовать в нем, но она неплохо с этим справлялась. И все-таки она не ослышалась: Хартли сказал, что они ловят бандита уже три дня. В этом не было никакого смысла.

— Три дня? — переспросила она.

Хартли поцеловал ее в щеку.