Вскоре появился неиссякаемый кладезь знаний Клелл, весь из себя мускулистый стрелок-профессионал, со здоровенными ручищами и стальной нервной системой.

— Никакого вздора, — предупредил его Техасец. — Одна только критика. Забудьте о том, что я плачу вам втрое больше, чем вы запросили. Дайте мне правду, как будто я лишь мелкая шпана, почтительно взирающий на великого Клелла Раша.

— Да, сэр.

— Том.

— Да, Том. Примите мои поздравления. Сегодня вы стреляли хорошо. Просто динамит. Судя по всему, вы научились бороться с проскальзыванием рукоятки, что прежде доставляло вам столько неприятностей. Вы держали револьвер крепко и ровно, и он не шелохнулся. Даже при замене, когда вы убрали первый револьвер и выхватили второй из левой кобуры, рука осталась твердой. Тут был большой риск ошибки, но вы, к счастью, ее избежали.

— Мне нравится то, что я слышу. Надеюсь, вы не собираетесь просто выпросить дополнительную премию?

— Это не пустая лесть, Том. Взгляните на результаты. Вы идете четвертым. Вам еще никогда не доводилось подниматься так высоко на промежуточном этапе. В прошлом году, если не ошибаюсь, вы были пятнадцатым. Прогресс налицо. Вы по-прежнему имеете все шансы на призовое место.

— Что насчет винтовки и ружья?

— Вы собирались сгладить погрешности обращения с револьвером за счет винтовки и ружья, и тут все в порядке, но мне показалось, что с винтовкой вы вели себя немного резко. Это очень сложное движение, откинуть рычаг, но не слишком сильно, чтобы не сбить мушку, правая рука должна действовать максимально четко, закрывая рычаг и переходя на спусковой крючок, затем снова откидывая рычаг, пока вы перемещаетесь к следующей мишени. Я вовсе не имею в виду, что у вас плохо получилось, просто вы были чересчур возбуждены. Это было первое упражнение, у вас в жилах бурлил адреналин, поэтому вы справились. Не знаю, как все сложится завтра и послезавтра, если вы не вернетесь ко второй передаче, особенно на последних нескольких выстрелах.

— Дельный совет, — согласился Том.

— Что касается ружья, то же самое, но поскольку заряжать приходится только два раза по два патрона, вряд ли пальцы у вас начнут так трястись, что все запорют. Хотя, когда наступает черед ружья, ваши руки уже испытывают усталость от предыдущей стрельбы. Однако пальцы радуются прикосновению к ружью, даже к такой хлопушке, как «девяносто седьмое», поэтому, думаю, тут никаких проблем не возникнет.

— Гм, значит, какие-то проблемы все-таки есть? А я полагал, вы говорите, какой я чертовски хороший.

— Ну, с этой проблемой приходится сталкиваться большинству людей. Она называется гордыней. Гордыня предвещает падение, как написано в одной древней книге.

— Внимательно вас слушаю.

— Я чувствую, что вы давите очень сильно. Такое ощущение, будто для вас этот конкурс значит слишком много. И меня беспокоит, что позднее, когда вам придется столкнуться с задачей, которая потребует от вас всех сил, вы окажетесь вялым, с разбитыми к черту руками. И не сможете собраться, Красный Техасец. Ведь вы привыкли всегда добиваться своего, неудача для вас нечто немыслимое. Однако даже сам Билли Кид потерпел неудачу: стал настолько неаккуратным, что оказался беззащитным перед Пэтом Гарретом. Кид был гордым; гордыня была порождена его мастерством, а мастерство проявлялось в мелочах, таких как всегда садиться спиной к стене и отказываться от четвертого стаканчика виски, потому что именно после четвертого у него замедлялась реакция, а также всегда носить с собой оружие. Но в тот вечер в Форт-Самнере Билли так возгордился, казался себе таким неуязвимым, что стал самонадеянным и небрежным. Он просто представить не мог, что кто-то дерзнет заявиться к нему в вотчину и бросить вызов. Безоружный Билли, если не считать ножа, заходит в свою спальню, спрашивает: «?Quien esta?» — то есть кто там, и, понимая, что там кто-то находится, сжимает в руке нож. У него есть шанс дожить до утра, ему достаточно быть Билли Кидом, и он проживет еще кучу лет. Но рассудок у него застывает, и старина Пэт, медлительный, неповоротливый, изношенный старина Пэт быстро выхватывает свою большую железяку и всаживает в бывшего друга пулю сорок четвертого калибра. И с Кидом все кончено.

— То же самое вы видите во мне?

— Вы не Билли Кид, мистер Констебл, даже близко с ним не стояли. Но меня тревожит, что когда-нибудь вы возомните себя им. Судьба Билли доказывает, что, возомнив себя Кидом, можно лишиться жизни.

Теперь в скрытности Боб не видел особого смысла. Надевать маскхалат было незачем. Свэггер плеснул на ладонь воды из фляжки и смыл краску, чтобы пройти через последнее испытание со своим собственным лицом, а не с лицом джунглей.

Описав на квадроцикле большой круг, он приблизился к долине Одинокого дерева с запада, гадая, опередил ли его Энто. Ирландец, гонимый яростью, страхом и жаждой отмщения, наверняка поехал напрямую, это где-то около четырех миль; а в кружной дороге были все семь миль. Поднявшись на гребень, Боб увидел само Одинокое дерево, для поздней осени еще слишком пышное; его листья трепетали на ветру и словно переливались, подставляя солнцу то темную, то светлую сторону.

Свэггер спустился по склону, изучая безликий ландшафт. Долина представляла собой неглубокую чашу с заросшей травой, накрытую ледяным мрамором бегущих с запада облаков, на фоне синего-синего неба. Никаких признаков жизни видно не было, легкий ветерок приносил лишь шелест трущихся друг о друга стеблей травы.

Боб направился прямо к дереву, но, не доезжая, остановил квадроцикл и слез. Свэггер чувствовал слева под мышкой тяжесть «ЗИГ-Зауэра», а в правой руке — семимиллиметрового «ремингтона». Это была винтовка Чака, охотничье оружие, способное поражать крупных животных на большом расстоянии; патроны к нему напоминали сигары. Судя по всему, это новшество представили на рынок не специалисты по баллистике, а маркетологи; промышленности требовалась новая продукция, и в данном случае получилась просто конфетка. Правда, при отдаче винтовка лягалась почище мула, зато пуля летела быстро и точно и, попав в цель, обладала более чем достаточной энергией. Чак рассказывал, что как-то подстрелил антилопу на дистанции больше пятисот ярдов, так ее, бедняжку, от удара аж перевернуло в воздухе.

В тени, чуть к востоку от дерева, Боб присел на корточки и застыл, как полагается снайперу, если он на открытом месте, и опустил козырек кепи к солнцезащитным очкам, скрывающим глаза. Он подставил Грогану свою спину.

Все, что должно было дальше произойти, определялось характером одного человека: Энто. Истинный снайпер подкрался бы поближе, прицелился и выстрелил. Такой была боевая задача, обязанность, работа, даже для наемника. Боб вспомнил строчку из поэмы: «Наемные солдаты, они получили жалованье, пошли в бой и погибли». О какой войне шла речь? Ах да, о Второй мировой. Те ребята остановили немцев ради денег. И сделали это профессионально: ни тщеславия, ни лишних движений, ни ненужных церемоний, ни упоения собственными успехами, ни жалости к себе.