Киноко Насу
Шрифт:
захочет признаться, а мозгов, чтобы выдумать какую-нибудь правдоподобную историю у
такого как он не хватит.
Немного успокоившись, Фудзино выкрутила фитилек спиртовки, жужжащей на
биллиардном столе. Тяжелые кулисы теней чуть отползли, открыв мрачную сцену.
Шестнадцать оторванных рук и ног, среди них четыре тела и четыре головы. Оранжевое
пламя лампы высветило заляпанные причудливыми темными пятнами стены и пол –
словно здесь бушевал обезумевший художник. Фудзино не дрогнула.
Один сбежал…
Ее месть еще не завершена.
Пока не завершена… но, может быть, это и правильно?
– Мне… нужно отомстить?
При одной мысли о том, что ей придется убить еще одного человека, Фудзино
охватил ужас. Дрожа, как в лихорадке, она обхватила себя руками. Пусть она будет в
опасности, если не заставит его замолчать, но… убивать людей? Нет, она не хочет… не
может…
Губы ее отражения в кровавой луже искривились незнакомой усмешкой.
Границы пустоты: Часть 03 03
1
Конец июля подхватил меня и понес в вихре странных и страшноватых событий: моя подруга, которая два года пролежала в коме, вернулась к жизни; я закончил второй
крупный проект на новой работе; младшая сестра, которую я не видел пять лет, примчалась и ворвалась в мою жизнь. Девятнадцатое лето Кокуто Микия, то есть мое, обещало быть необычным и суматошным.
Сегодня был один из редких нормальных выходных, и школьные друзья позвали
меня выпить и поболтать. Все было отлично, и я даже не заметил, как пропустил
последнюю электричку. Остальные разъехались на такси, но моя зарплата ожидалась
лишь назавтра, и в карманах гулял ветер. Делать было нечего, и я решил прогуляться до
дома пешком, благо до него было всего две остановки. Пока я неторопливо шагал по
пустынной улице, двадцатое июля незаметно перетекло в двадцать первое.
За полночь город выглядел безжизненным. Даже торговый квартал угомонился
быстро, ведь назавтра ожидался будний день. С вечера поливал дождь, и теперь асфальт
6
блестел, а в глубоких лужах отражался дрожащий свет фонарей. Клумбы и газоны, избегнувшие асфальтовой гробницы, набухли и хлюпали. Ночь в середине лета была
жаркой, за тридцать, и влажная парная духота заставляла пот катиться градом, а зубы –
сжиматься в подспудном раздражении.
В узком боковом проулке скорчилась тоненькая фигурка. Девушка в черной
школьной форме согнулась, почти повиснув на ограждении тротуара и прижав руку к
животу, словно пытаясь облегчить боль. В строгом форменном платье с белым
воротником было что-то от монашеского одеяния. Постойте, не совсем так, оно было
нарочито скромным, но из дорогой ткани, словно вечерний туалет – это же форма
женской академии Рэйен! Кстати, если верить Гакуто, эта форма весьма популярна у
настоящих ценителей. По их словам она очень похожа на костюм горничной. Нет-нет, я в
курсе вопроса вовсе не потому, что я – фанат горничных или фетишист. Просто моя
младшая сестра ходит именно в эту школу.
Сестра говорила, что все ученицы живут в пансионе.
Довольно странно увидеть девушку из такого строгого и чопорного заведения на
улице в столь поздний час. Или у нее какие-то неприятности, или она не очень-то строго
соблюдает школьные правила – нарушительница, иными словами. Имея некоторое
отношение к академии Рэйен – пусть и через сестру – и поэтому чувствуя определенную
ответственность, я решился окликнуть ее. Девушка заторможено повернула голову в мою
сторону, длинные пряди мокрых волос упали на плечо.
Дыхание ее было тяжелым и болезненным, но лицо выглядело спокойно-
безжизненным, а глаза отрешенными. Миниатюрное личико с правильными мелкими
чертами – настоящая Ямато Надесико1. Длинные прямые волосы – действительно
роскошные – ниспадали по спине водопадом, а небольшие прядки на висках, отделенные
миниатюрными ушками, были переброшены на грудь. Левая прядь была грубо и косо
обрезана, но ровная прямая челка безошибочно выдавала воспитанную молодую леди из