— Качай, давай! — гаркнул он.

— А?

«Господи милосердный», — подумал Гарденер.

— Да качай же, мать твою! — взвыл Гард, и тут же почувствовал, действительно почувствовал, что его голова просто отваливается. Он пошатнулся и закрыл глаза.

— Ох… сейч…

Гарденер поместил конец насоса поглубже в выкопанную вчера ямку. Вода чуть-чуть запузырилась, всколыхнулась лениво. Она казалась только прохладной, но его руки закоченели в один момент. И хотя глубина, на которой он находился, была не более сорока футов, но, так как они в ходе предварительной расчистки срыли еще и весь холм, то место, где Гард стоял теперь, было до второй половины июня футов на девяносто ниже уровня поверхности. Смерив длину выкопанной части корабля, можно было бы установить точные цифры, но Гарду было не до того. Простейший признак указывал на то, что они, надо думать, добрались до артезианских вод: пористая порода заполнялась водой. Можно предположить, что нижняя часть корабля (примерно две трети) погружена в огромное подводное озеро.

Руки так закоченели, что он уже не чувствовал их.

— Ну, давай же, чертова кишка, — пробормотал Гарденер. Словно обидевшись, шланг задергался и фыркнул. Гард не слышал, как заработал насос, но догадался, что Эндерс там, наверху, взялся за дело. Уровень воды в ямке снизился, и он увидел свои окоченевшие руки, красные, как гусиные лапки. Гард наблюдал за тем, как убывает вода.

Если мы пробили артезианскую скважину, это здорово замедлит всю работу.

Да уж. Мы можем потерять целый день, выхлебывая воду насосом. Выйдет задержка, но ведь их-то ничто не остановит, Гард. Понимаешь?

Шланг начал затягивать мокрый песок; ямка была пуста.

— Вытаскивай! — крикнул Гарденер. Эндерс перегнулся через край и уставился на него. Гарденер показал на насос и махнул рукой. Эндерс недоуменно вылупил глаза, потом знаком показал ему, что все «о'кей». Затем отошел от края и скрылся из виду. Через пару секунд шланг перестал вибрировать. Потом медленно пополз вверх.

Теперь Гарденер мог поклясться, что его конец не мотался из стороны в сторону, как это было раньше.

Он вынул радио из кармана и включил его. Взрывной механизм был пущен и отсчитывал секунды. До взрыва оставалось десять минут. Он опустил радио на дно ямки, потом засыпал его кусочками породы. Если рванет, то разнесет породу фута на три в глубину, удалить обломки не составит труда, хорошо, если пойдут трещины в породе, и можно будет рассматривать отдельные куски. А корабль не пострадает. Судя по всему, ему вообще ничто не грозит.

Гарденер встал на веревочную петлю и крикнул:

— Вытаскивай меня!

Ничего не произошло.

— Тащи меня наверх, Джонни! — завопил он. И снова это проклятое чувство, словно в голову загоняют клин.

Опять ничего.

Повозившись в ледяной воде, Гарденер здорово замерз. Несмотря на это, его лоб покрылся каплями пота. Он посмотрел на часы. Прошло уже две минуты. С часов взгляд перешел на кучку камней, засыпавших взрывное устройство. Масса времени уйдет на то, чтобы разбросать камни и выключить радио.

А иначе не остановишь того, что происходит внутри дьявольского механизма. Он знал, что время не ждет. Он поднял глаза: Эндерса нет и в помине. Вот они и расправились с тобой. Гард. Ручейки пота стекали в глаза. Он стер их тыльной стороной руки.

— ЭНДЕРС! ЭЙ, ДЖОННИ! «Выкарабкайся по канату, Гард».

«Сорок футов? Размечтался. В колледже мог бы. А сейчас — нет». Он снова посмотрел на часы. Уже три минуты. Да, вот оно как. Хорошо задумано. Жертвоприношение Великому Кораблю. Маленькая подачка Томминокерам.

— Чего, уже пора?

Он задрал голову, чувствуя, что страх перерождается в ярость. «Я уже пять минут, как включил эту штуку, ты, безмозглый придурок! Вытаскивай же меня, не дожидаясь, пока старину Гарда разнесет в клочья!»

Рот Эндерса округлился от удивления; забавно, ничего не скажешь. Он исчез из виду, и Гард уставился на свои часы, не обращая внимания на пот, попавший в глаза.

Веревочная петля под ногами дернулась и потянула его вверх. Он закрыл глаза и уцепился за трос. Внезапно он почувствовал огромное облегчение после пережитого ужаса. Может быть, совсем не плохо иногда заглянуть в лицо смерти…

Он добрался доверху, вылез на траву, отряхнул брюки и двинулся к Эндерсу.

— Извини, — пробормотал Эндерс, виновато улыбаясь. — Я думал, мы договорились, что ты сначала дашь мне знать…

Гарденер закатил ему оплеуху. Прежде, чем Гард сообразил, что он сделал, Эндерс растянулся на земле, очки свалились с носа, кровь выступила на разбитых губах. И хотя Гард не замечал за собой особо выдающихся телепатических способностей, он ясно почувствовал, что все глаза Хэвена обратились на них, а все уши навострились, прислушиваясь.

— Ты, ублюдок, оставил меня там, внизу, с этой включенной штукой, — начал он. — Если ты… или кто-то еще из этого города рискнет повторить что-то вроде этого, то лучше тебе убраться прямо сейчас. Ты слышишь?

Ярость вспыхнула в глазах Эндерса и ослепила их. Он снова водрузил очки на переносицу; с таким же успехом он мог бы одеть их на ногу. Размазывая грязь по лысине, он выдавал:

— Думаю, ты не соображаешь, кому это говоришь.

— Даже лучше соображаю, чем ты думаешь, — ответил Гарденер. — Слушай, Джонни. Если то, что осталось от тебя, способно послушать, а я думаю, что способно, навостри уши. Я хочу разобраться с тем, что там внизу. И я требую хоть какого-то к себе внимания, черт побери. Мы с тобой считай что смертники; я единственный в этом городе, кто не прошел мимо и кто не свернул себе на этом шею. Поэтому-то я и требую к себе внимания и уважения. Ты меня слышишь?