— Аааааа, — подавить зевоту я не смог. — Ты читал?

— А как же! Сообщает, что утром Даур с тобой встретиться хочет, мол, его слову тот доверяет, но банкуешь в этом деле ты и гарантии нужны именно от тебя.

— А почему утром, он не сказал?

— Нет.

— А сам Лавочник где?

— На базе у себя — на мебельной фабрике.

Я отвинтил крышку фляги и, плеснув немного воды на ладонь, протер лицо. Вроде как умылся.

— Ладно, пошли к полковнику.

Для того чтобы потолковать с Удовиченко, нам пришлось спуститься на два этажа. Внешние стены в недостроенной больнице были далеко не везде, и, соответственно, подходящее из соображений маскировки помещение нашлось только там, на седьмом. Часовой на площадке нас окликнул и, получив пароль в ответ, просто растворился в темноте. Мы спускались сверху, а ниже были еще посты, но порядок есть порядок, насколько бы параноидальным он ни казался. Мне еще отец говорил, когда стал брать с собой в рейды: «Лучше, сынок, на полчаса меньше поспать, потратив это время на обеспечение безопасности, и утром проснуться, чем полениться — и спать вечно!»

Сергей Сергеевич не спал. Стоило мне, вежливо кашлянув, спросить из-за занавеси:

— Товарищ полковник, к вам можно? — как немедленно последовал ответ:

— Да, Илья, заходи! — а заметив, что я не один, Удовиченко и Говоруна приветил: — И ты, Федя, присаживайся.

— Сергей Сергеевич, что от групп слышно?

— Тихо все вроде… Это тебе Петра спрашивать надо, он текучкой занимается. Как раз сейчас с Малченко на склады пошел, — и полковник махнул рукой куда-то в сторону окна.

— Вернется, спрошу. А пока у меня есть вопрос как раз по Верстакову.

— А что такое? — «чрезвычайный и полномочный посол» выглядел немного удивленным. — Мне показалось, что вы с ним поладили…

— Нет, не подумайте ничего плохого — в военном отношении все просто замечательно. Это скорее вопрос личного характера…

— Продолжай…

— Скажите, а у вас все с таким пренебрежением к чужакам относятся, как Верстаков?

— Не понимаю тебя, Илья. Поясни, пожалуйста.

— Начну издалека тогда. У вас как, те, кого мы бредунами называем, водятся?

— Ах, вот ты о чем! Видишь ли, в чем дело, Илья… — в задумчивости полковник потер подбородок, словно пытаясь поймать ускользающую мысль. — То, о чем ты сейчас спрашиваешь, — и наша беда, и наша счастье. Точнее… Точнее, беда, проистекающая из счастья. У нас так, как живете вы, живет очень незначительная часть населения. Терской район, Крым. Кое-какие поселения по Волге — и все. Для вас прорыв банды бредунов к поселкам и городкам — пусть редкая, но данность, а у нас — ненаучная фантастика. Сторонних бандитов мы давным-давно отвадили. И вдобавок для большинства населения то, что происходит за пределами, так сказать, рубежей — совершенно не интересно. То есть знает кто-нибудь в поселке на Кубани, что с Болгарией мы дружим, а Украина — наш ближайший сосед и почти родственник, и ладно. Пока «Клуб кинопутешественников» свой не завели, с обзором международных новостей — народу и дела нет. Те, кто на Тереке живут, про горцев неплохо знают, на северной границе про бредунов Темной Зоны наслышаны… А для ростовчанина коренного что Псков, что Тверь — земля неведома. Так что на Петю тебе обижаться грех.

— А он что, ростовчанин? — усмехнулся я обобщению.

— Петя-то? Да. Но служит в Крыму — татар и турок по горам гоняет. Командир отдельной горнострелковой роты. Наш «эдельвейс», так сказать.

— Надо понимать, что бредуна живого он только в этом походе первый раз увидел?

— Верно. Это все, за чем пришли, или еще вопросы есть?

— Утром приходят полсотни наших, так что с Дауром встречусь, участки работы нарежем и можно домой.

— Что Москву нам, провинциалам, показать обещал, не забыл?

— Забудешь тут, когда по пять раз на дню напоминают!

Длинная автоматная очередь, раздавшаяся на несколько этажей ниже, и последовавшие за ней заполошные крики были настолько неожиданными, что я замер, пытаясь понять, что происходит, полковник, отпивавший во время моей реплики из кружки, поперхнулся чаем, а Федя громко и очень нецензурно выругался.

За стеной хрипло и надсадно заорали: «Группа в ружье!» — и темнота наполнилась характерным для экстренной ночной побудки шумом: брякали друг о друга и о бетон какие-то железки, кто-то вполголоса, но очень отчетливо матерился, кто-то кого-то звал… В общем, как в Библии сказано: «Суета сует и всяческая суета»… [64]А внизу продолжали стрелять, правда, теперь уже экономными очередями по два-три выстрела. И почему-то мне показалось, что стрелок один…

Приведя свой «сто пятый» в боевое положение, я направился к выходу, бросив на ходу:

— Федь, полковника посторожи, а я пока узнаю, что там за кавардак такой?

Плащ-палатка, занавешивавшая вход, откинулась, и в проем заглянул один из южан:

— Товарищ полковник, тревога! В здании чужие. Пост на втором этаже уничтожен, на четвертом еще держится.

— Понятно… Кокорев, остаешься со мной, Следопыты идут на подмогу!

Повторять Феде не пришлось, и он выскользнул вслед за мной в коридор.

«Эх, а все ПНВ у ребят, которые в Михнево наблюдение ведут — ни одного себе не оставили…» — мы двигались по направлению ко второй, запасной лестнице, что пронизывала здание на противоположной стороне от основной. Пост на ней не выставляли, так как она была разрушена с первого по третий этаж, но поскольку бой шел уже на четвертом, противник вполне мог ею воспользоваться. А даже если это не так, то мы, в свою очередь, сможем зайти нападающим в тыл.

«Черт, кто это там?» — мелькнувший впереди на фоне окна силуэт не мог принадлежать никому из наших — огнестрельного оружия в руках у него не было, но в призрачном свете новой луны в его руке блеснул клинок.