Эта кошмарная фантазия от бессонницы довела меня прямо-таки до болезненного состояния. Даже во сне я пугалась, если кто-нибудь вставал ночью и твердыми шагами проходил по комнате; пугало меня простое дуновение ветерка, попадавшего на мое лицо.

Все окружающие успокаивали меня, говоря, что в окно шакал не полезет, но это мало утешало, потому что я не спала и всю ночь напролет фантазировала о чем угодно. Те же лица, которые меня успокаивали, поступили бы гораздо разумнее, если бы вообще не говорили мне о змеях и шакалах. Но окружающие меня, очевидно, не обладали такой утонченной чуткостью, не могли понять того, что я ничего не забываю, обо всем помню и, воспринимая окружающее, остро реагирую на него.

Кроме того, зрячий и слышащий человек видит то, что вокруг него происходит, или слышит шум, а я могу все это только воображать, даже в тот момент, когда кругом меня все спокойно.

Находясь под впечатлением чего-либо ранее воспринятого, я один предмет могу принять за совершенно другой или какой-нибудь случайный шум истолковать как тревожное событие. Шакал же представлялся мне похожим на злую, очень сильную и свирепую собаку с колючей шерстью и оскаленными зубами.

Первое время погода стояла прекрасная, потом целую неделю лил проливной дождь, затем начались сильные ветры и море бушевало.

А какое же удовольствие от моря, да еще мне, если нельзя купаться? Конечно, зрячие чувствовали себя лучше, чем я: они читали книги, ходили смотреть, как бушует море. Меня же страшно огорчало то обстоятельство, что я не могла ощутить и затем представить силу шторма. К берегу мы ходили каждый день. И вот однажды вечером многие отдыхающие собрались на спортплощадке и смотрели на море. Меня мучило любопытство, и нарастало решение так или иначе ощутить шторм. Разумеется, это был не очень большой шторм. Однако и это подзадоривало меня. Я попросила М. Н. спуститься со мной на берег.

— Там такие волны набегают на пляж, что все уже залито — в том месте, где мы раздевались.

— Ничего, мы станем дальше, но так, чтобы к нашим ногам подкатывались волны.

Кажется, М. Н. не особенно хотелось вести меня вниз, но все-таки она пошла со мной, и, когда мы спустились, я заметила, что широкая полоса берега сильно сузилась, а большие волны все набегали и набегали на берег.

Сначала мы стояли на таком расстоянии от воды, что нас только обдавало каскадами брызг, но я подходила все ближе и ближе к воде, пока большая волна не обкатила нас до пояса и едва не сшибла с ног. М. Н. потихоньку тянула меня назад, но, вместо того чтобы отойти от набегавших волн, я подвигалась им навстречу. И снова большая волна, как будто с остервенением и дикой злобой, так захлестнула меня, что я чуть не задохнулась, а платье стало совсем мокрое и прилипло к телу. Но вероятно, я уже забыла о том, как тонула в Туапсе, потому что не ощущала в себе ни малейшего страха или хотя бы просто благоразумия. Воспринимая бушующее море, я стала сама не своя; конечно, я не преувеличивала свои слабые, такие мизерные по сравнению с этими гневными волнами силы, но тем не менее мною овладело желание испытать борьбу, пережить сильные ощущения. Я сказала М. Н., что буду купаться.

— Что вы выдумываете, никто не купается даже из мужчин, куда же вам купаться!

— Я далеко не пойду, только разденусь и пойду немного дальше.

— Нельзя, дежурный матрос не разрешает.

— Это его обязанность не разрешать, а я хочу в полной мере ощутить и представить бушующее море.

— Вы уже достаточно получили всяких впечатлений, хватит с вас! — рассердилась М. Н.

— Но в этом году я не видела бушующего моря и хочу его почувствовать всем телом.

Мы долго еще спорили, наконец М. Н. безнадежно махнула рукой, добавив к этому, что я сошла с ума…

Я спокойно сняла платье и пошла навстречу набегающим волнам. Первая же волна сшибла меня с ног, но мне удалось схватиться за большой и, по-видимому, глубоко и крепко лежавший в земле камень. Потом я уже все время держалась за него. Нельзя было ни стоять, ни даже сидеть, потому что волны перекатывались через голову и я могла бы захлебнуться. Я легла на живот, крепко обхватила камень, прижалась к нему лицом и плотно закрыла глаза и губы. Волны с большой силой и шумом, который я воспринимала всем телом, перекатывались через меня, далеко заливая берег, а потом снова отступали в море, и я чувствовала, как по моему телу скользил песок и мелкие камни. Мне очень трудно было держаться за камень. Не раз мне казалось, что я напрягаю последние силы и вот эта волна, когда будет уходить назад, непременно смоет меня вместе с камнем и унесет в море.

Мне становилось жутко и в то же время по особенному приятно от того, что я так упорно не поддавалась волнам.

Пора было оторваться от камня и выйти на берег, но сделать это было гораздо труднее, чем лечь и держаться за камень: ведь меня могла сбить с ног волна и я не имела бы возможности удержаться за что-нибудь.

Мне стало казаться, что я попала в почти безвыходное положение. Я уже сильно озябла, вволю наглоталась соленой воды, сильно болело все тело, потому что меня бросало из стороны в сторону, да и камни вместе с волнами непрерывно попадали в меня. Что делать? Я выждала, когда волна отхлынула назад, и, быстро вскочив на ноги, побежала на берег. Навстречу мне бросилась М. Н. Она, бедняжка, все время стояла у самой воды, ее тоже заливали волны, но она не знала, что ей делать со мной, как вызвать меня на берег. Я сильно продрогла и спешила поскорее одеться, но платье было совсем мокрое и нисколько не согрело меня.

— Теперь вы довольны?

— спросила М. Н.

— О да! Мне кажется, что я повидалась с самым дорогим и близким мне другом.

— В другой раз я вас больше не пущу на свидание с таким другом.

Мы пошли в санаторий. Я была счастлива! Пусть себе немножко посердится М. Н., зато я была не только довольна, но лучше, чем раньше, представляла море.

Конечно, я не утверждаю, что представляю море — вернее, его величину — таким, какое оно в действительности; проверить это я никак не могу. Но благодаря описанному эксперименту мне стали яснее и понятнее некоторые метафорические понятия и словесные образы в описании природы и людей. Например, говорят: «Грозное море». Я могла сколько угодно пользоваться словами «грозное», «грозный», правильно их применять как прилагательные, потому что, зная речь, я пользуюсь тем же языком, что и зрячие, однако же что, собственно, значит — «грозное», «гневное» и т.д.?