— Я знаю, кто такой Каплан, — говорю я. — Это он недавно вел кампанию против Кингерли.

— Каплан появился в политическом мире четыре года назад, — продолжает Майк. — И он развалил все проекты Кингерли, человека, который уже двадцать лет компрометирует себя. Мы ничего не знаем о Каплане… Но если сравнить теории Каплана и Поттара… удивительная вещь.

— Я не особенно интересуюсь политикой, — замечает Шутц.

Мы продолжаем идти по бесконечным коридорам. На полу — толстая розовая ковровая дорожка, хромированные бра освещают проход.

— Каплан и Поттар нравятся толпе, — продолжает Майк. — Они красивы, умны, очаровательны… но они играют в опасную игру. Они угрожают безопасности Соединенных Штатов.

— Возможно, вы правы, — говорит Шутц. — Но повторяю вам: меня это мало интересует. Прежде всего, я эстет.

— Каплан и Поттар — ваши произведения, — заключает Майк холодно.

Молчание Шутц останавливается, и леденящий взгляд его серых глаз устремляется на Майка.

— Послушайте, Бокански, — говорит он. — Избавьте меня от ваших шуток. Поговорим о чем — нибудь другом. Очень вас прошу…

— Ладно, — говорит Майк. — Не буду настаивать. Но не ждите, что я поверю, будто вас интересует только физический облик людей. Я прекрасно знаю, что трое из пяти опасных для нынешнего правительства политиков воспитаны и ориентированы вами… Впрочем, мои поздравления — ваша система безупречна.

Шутц заливается смехом.

— Послушайте, Бокански. Я было уже совсем рассердился, но вы говорите об этом так серьезно, что я вас прощаю. Я, Маркус Шутц, иду на подрыв всех сфер общества, чтобы наложить лапу на рычаги управления!? И потом, дорогой мой, вы, верно, шутите. Да я на своем острове все равно что некоронованный король, я предаюсь своим опытам в полной безопасности.

— Не будем больше об этом, — говорит Майк. — Где ваши девочки?

— А! — соглашается Шутц. — Так — то оно лучше. Мы уже пришли.

Он пропускает нас в просторную комнату, в центре которой находится письменный стол. Он подходит к нему, выдвигает наполненный карточками ящик и начинает их перебирать.

— Так, — говорит он. — Залы 309 и 310. Я позову их, и через час вы свободны… Свободны в том плане, естественно, что можете убраться отсюда, так как я, конечно, люблю юмор, но до тех пор, пока он не переходит некоторые границы.

— Клянусь, у нас нет намерения расположиться здесь надолго, — отвечаю я. — Если бы вы с такой настойчивостью не просили нас остаться, мы бы уже вернулись назад.

— Вам, должно быть, и самим смешно, — продолжает Шутц. — Забраться в В–29, высадиться на остров на парашютах, раздеться догола и захватить дом бедного старичка, который выращивает человеческие растения так же, как другие разводят орхидеи, — воистину, это не приумножит вашей славы…

— Признаю, это идиотский поступок, — кивает Майк.

У меня создается впечатление, что Майк чувствует себя сраженным на месте.

— Как бы то ни было, — продолжает Шутц, — идите за мной. Я вас проведу.

Он снимает телефонную трубку.

— Пошлите К–13 и К–17 в залы 309 и 310, — говорит он.

Он поворачивается к нам.

— Обе они строго идентичны. Если вы предпочитаете остаться вчетвером — естественно, у вас могут быть на этот счет свои взгляды — эти комнаты смежные.

— Спасибо, — говорит Майк. — Мы воспользуемся вашим разрешением.

Шутц рассеянно кладет трубку на место.

— Ну пошли.

Мы следуем за ним. У комнаты 309 он останавливается, и Майк входит внутрь. Я переступаю порог следующей.

— До скорого! — кричит нам Шутц, удаляясь. Охрана его коридоров весьма серьезна. С тех пор как мы спустились вниз — ни одной живой души.

В комнате меня ожидает чертовски красивая барышня, огненно рыжая.

— Привет, — говорит она. — Вы, по крайней мере, из серии 8?

— Я вольный стрелок, — заявляю я. — Работаю только на себя.

Кажется, она слегка удивлена.

— А как вы здесь очутились?

— Всякое случается, — говорю я. — Если бы в жизни не было тайн, она была бы не такой забавной.

Я направляюсь к смежной комнате и вхожу без стука.

Майк сидит на кровати. Перед ним — точная копия моей подруги.

— Ну как, Майк, — говорю я. — Вы уже ощущаете последствия?

— Мне начинает надоедать, — отвечает он. — Во — первых, я этого ужасно боюсь, и потом — одного раза в неделю мне вполне достаточно. Что, если мы оставим их объясняться наедине?