Шрифт:
Но нельзя – режим потому что…
Я посмотрел на мирно спящего на соседней койке Генриха…
Мой друг постепенно выздоравливал – ему уже несколько дней колют какой-то чудодейственный противовоспалительный препарат с эпическим названием «панацеум».
Типа лекарство от всех болезней.
Судя по тому, как шло заживление столь беспокойной для Литуса шрапнельной раны, – под этим именем скрывался «пенициллин». Которого в данное время теоретически быть не должно…
Если мне не изменяет память, его открыли году эдак в 1928-м, а применили – и вовсе в начале сороковых…
Хотя я не врач – мало ли что эскулапы там изобрели…
Наше прибытие в Москву было обыденным и долгожданным.
Все-таки ехали почти четверо суток: это вам не скоростной поезд конца ХХ века… Постоянные остановки на стрелках и перегонах, а ведь паровоз надо еще и бункеровать углем, заправлять водой. Так что скорость передвижения, прямо скажем, не впечатляла.
Перед отъездом из Варшавы я послал санитара на телеграф – сообщить отцу на завод о моем скором прибытии. Только даты не указал, потому что сам не знал, сколько времени придется провести в пути.
А вот обыденность испарилась сразу после начала разгрузки.
К железнодорожной платформе с противоположной стороны подошел самый что ни на есть настоящий трамвай с красным крестом вместо номера, в который санитары начали резво перетаскивать раненых.
Сказать, что я был в изумлении, – это ничего не сказать!
Санитарный трамвай! [115] Охренеть!
От самого Александровского вокзала [116] мы проехали сначала по Тверской-Ямской, а потом по Садовому кольцу.
115
В Москве действительно использовались специальные трамваи для перевозки раненых.
116
Ныне – Белорусский вокзал.
Я, прильнув к окну, с интересом рассматривал мелькающие за стеклом здания и магазины, пешеходов и усачей-городовых, пролетки и редкие автомобили.
Людей на улицах почти не было: девять часов вечера – по этим временам поздний вечер.
Наконец трамвай остановился напротив усадьбы Усачевых-Найденовых, недалеко от Яузы. Оставшиеся полсотни метров от трамвайных путей на Земляном валу до дверей госпиталя в Грузинском переулке кто-то добирался сам, а кого-то тащили санитары.
По моей настойчивой просьбе нас с Генрихом разместили в одной палате. Правда, на третьем этаже, что «костыльному» Литусу не очень удобно.
Ну ничего – считай, мы уже дома!!!
2
Всю дорогу из Варшавы я не находил себе места, тоскливо глядя на пробегающие за окнами вагона пейзажи cредней полосы России.
Причина же оных терзаний была донельзя банальной – родственники. Встреча с ними – по сути, главный экзамен, успешная сдача которого и определит мое место в жизни.
Только они – те люди, что знают меня с детства, – смогут распознать во мне фальшь, заметить несоответствия в моем поведении, словах и поступках.
Задумчиво бренча на гитаре что-то такое из «Чижа» [117] , я размышлял над создавшейся ситуацией, выстраивал внутренний диалог по принципу «вопрос – ответ», подобно тому, как когда-то готовился выступать в суде.
Итак…
Несоответствие моего психологического портрета: изменение поведения, характера – и несоответствие образу юного балбеса из хорошей семьи начала ХХ века?
В принципе, это основной вопрос.
Однако тут мы имеем весомый контраргумент: мальчик (то есть я) воевал, был контужен, потом тяжело ранен – и вообще «хлебнул лиха» и «повидал войну».
117
Группа «Чиж & Co».
Объективно – данная отмазка прокатит стопроцентно!!!
Если вдруг кто-то что-то заметит, то не придаст этому значения, потому как причина возможных изменений лежит на поверхности.
Дальше.
Изменение моего «модус операнди»?
Все-таки образ мышления и образ действия человека начала ХХI века существенно отличается от того, что имеет место в данный период. Я по-другому интерпретирую полученную информацию и, соответственно, иначе реагирую, да еще и используя при этом жизненный и профессиональный опыт ушлого юриста в возрасте «чуть за тридцать».
Вывод – надо вести себя аккуратнее, предварительно анализируя слова и поступки, чтобы возможное несоответствие можно было отнести к штампу типа «мальчик повзрослел».
Следующим пунктом у меня идут «привычки, умения и интересы».
Курение.
Курить я в «новой» жизни зарекся, да и желания-то особого нет. Хотя и читал когда-то статейку, что, мол, «курение есть привычка не физиологическая, а психологическая», но как-то обошлось.
Саша до моего подселения не курил, ну а если бы и начал, то опять же «война все спишет».