Шрифт:
Привычка чесать в затылке.
Тут самоконтроль необходим, ибо в силу дворянского воспитания для юного барона таковой жест неприемлем.
Почесывание кончика носа в процессе размышления – на людях недопустимо.
Это все полусознательные привычки, которых надо всячески избегать.
Слава богу, мелкая моторика и нормы поведения мне достались в полном объеме, и, например, за столом я не облажаюсь.
Надо постараться жестко привязать поведенческие императивы Саши к моему сознательно-бессознательному (еще не знаю «как», но идеи есть)…
Умения, приобретенные вместе с памятью реципиента, адаптации не требуют и могут быть использованы по мере надобности.
Что касается моего собственного багажа навыков, то они в данную эпоху в большинстве своем неприменимы. За некоторым исключением…
Мое умение разбираться в людях и находить с ними общий язык – очень полезно и незаметно.
Навык общения с женщинами надо адаптировать под местные реалии, ибо многие «безотказные» приемы годов двухтысячных тут вызовут совершенно противоположную реакцию. Хотя, конечно, главное правило «сделать вид, что ты внимательно ее слушаешь» и тут актуально.
Надо будет перед зеркалом поработать с выражением эмоций, а то лицо у меня теперь другое, и какая-либо реакция при изменившейся мимике может показаться странной или недостоверной. Дамы это чувствуют и сразу замечают.
Последний пункт – это интересы.
Тут тоже все путем… Тяга к оружию и всяческой технике полностью совпадает. И хотя уровень этой самой техники существенно разнится, теоретические знания у меня достаточные, дабы не вызывать подозрений.
Что может меня выдать? Неизвестные песни под гитару?
К счастью, на гитаре Саша выучился играть еще в гимназии, втайне от родителей (хотя отец, кажется, обо всем догадывался). Исполнять романсы под «цыганский» инструмент было тогда модно.
А песни…
Будем либо плагиатить, либо ссылаться на трагически погибшего автора сих произведений. Надо только продумать эту легенду.
Кроме того, крайне подозрительным может показаться мой интерес к данной эпохе с документально-исторической точки зрения. Мой реципиент, в силу своей молодости, многими крайне необходимыми мне вещами не интересовался.
Так что свое общение с печатными источниками желательно скрывать, а в разговорах осторожно подводить собеседника к обсуждению интересующей меня темы.
Ух, черт! Чуть не забыл один важный вопрос!
Личные привязанности и прочие «амуры-тужуры».
Конечно, жизнь Саши не обошлась без некой доли романтики, и он был тайно влюблен в гимназистку Оленьку Алексееву-Сорбэ.
К моему счастью – безответно…
Все мои рассуждения касались лишь «сознательной» стороны предстоящего общения с родителями.
А вот относительно эмоциональной стороны вопроса…
В настоящий момент мы с Сашей уже окончательно сформировались как единая личность. На чувственном уровне я, безусловно, буду счастлив увидеть отца и мать, пусть даже часть моего сознания каким-то образом воспринимает их иначе.
Но эта часть исчезающе мала и в дальнейшем исчезнет совсем.
Это единение произошло уже довольно давно, и реакция моя будет искренней и абсолютно естественной.
Уже сейчас я ощущаю теплоту и умиротворение, представляя, как отец обнимет меня, а потом, отстранив, посмотрит в глаза и спросит: «Ну, как ты, сын?»
И мама… Милая мама…
Как мне не хватает ее мягкой обволакивающей заботы, ощущения от прикосновения маленьких рук и тихого мелодичного голоса, зовущего меня домой…
Не хватает именно мне: барону Александру Александровичу фон Ашу!
Это – МОЯ СЕМЬЯ!
Отныне и навсегда!
3
Само воссоединение семьи произошло как-то буднично – тихо и трогательно.
Я как раз остался в палате один – Литуса санитары утащили на какие-то процедуры. Мне же пора было принимать положенные порошки и пилюли.
Употребив лекарства, я запил их водой и, поставив стакан на стол, собрался предаться так полюбившемуся мне в последнее время занятию – наблюдению за жизнью города Москвы образца 1917 года.
В коридоре послышался торопливый топот множества ног, а потом голос нашей сестры милосердия Мэри произнес:
– Вот его покои…
Дверь скрипнула, я обернулся…
Они стояли и смотрели на меня, выстроившись как на семейной фотографии: впереди матушка и брат, а отец на заднем плане. Эффект старинного фотоснимка портил насыщенный цвет и объем «изображения», сопряженный с небывалой его четкостью.