К счастью, мне ни разу не пришлось применять к Томпсону меры дисциплинарного воздействия. Он воистину был образцовым служакой. Иначе, боюсь, реши я поужинать в «Адельфи», быть мне там персоной нон грата.

Большая якорная стоянка в устье реки Клайд всегда была до отказа заполнена всевозможными судами. Здесь были и маленькие каботажники, и огромные океанские лайнеры, перевозящие войска. Непосвященному могло показаться, что они сгрудились в полном беспорядке и вряд ли сумеют когда-нибудь выбраться из толчеи. Танкер-заправщик, который неизменно требовался каждому прибывающему кораблю, стоял в некотором отдалении.

Почему-то всегда получается, что на стоянку прибываешь в полной темноте. Причем дождь льет как из ведра, да и ветер вполне мог бы дуть не так сильно. А вот в мирное время мне всегда казалось, что устье Клайда – самый замечательный уголок Англии. Здесь солнце приветливо освещает зеленые склоны холмов и отражается в тихо плещущейся воде веселыми солнечными зайчиками. Но с началом войны все изменилось. Теперь дождь, ветер и тьма стали постоянным кошмаром судоводителей.

Чертыхаясь сквозь зубы, сквозь ливень и непроглядный мрак мы пробирались через темную массу судов со скоростью ленивой черепахи. К тому же мы никогда не знали, где именно располагался проход между рядами кораблей. Почему-то эта информация всегда держалась в секрете от чужаков (вроде нас).

В то же время дракон, стоявший на страже боновых заграждений, каким-то образом всегда узнавал, что на вверенной ему территории находятся чужаки. Обычно он всегда находил, что мы нарушили какое-нибудь невразумительное правило, о чем моментально ставил нас в известность.

Наше место всегда оказывалось самым неудобным, да и не всегда безопасным. Дело в том, что удерживающая способность грунта, составляющего речное дно, не везде одинакова. И если грунт плохо держит якорь, это означает, что за якорями приходится вести постоянное наблюдение и запускать машины даже при слабом ветре.

Нет, я все же предпочитал стоянку в родном Ливерпуле, с его надежными воротами и милой сердцу пристанью, где нас потревожить мог разве что тропический ураган.

Белфаст начали использовать в качестве базы несколько позже, в примерно в 1944 году, хотя траулеры стояли там и раньше. Руководил базой капитан Борет, подобравший себе отличную команду. Его инженер, коммандер Фен Кларк, очень ревностно относился к своим обязанностям. Он работал как раб, но всегда был уверен, что корабли уходят в море только с бесперебойно работающими машинами.

Его ярко-рыжая борода была издалека заметна в толпе встречающих, когда мы еще только приближались к пристани. На борт он заходил один из первым, требовал перечень дефектов и незамедлительно включался в работу, задавая темп всей своей команде.

Электрики, обслуживающие наши гидролокаторы и радарную установку, трудились под началом Питера Фрита и Роджера Хоки. Последний теперь стал сэром Роджером, имеет титул баронета и является производителем туалетных кабинок. Согласитесь, весьма типичная для нашего века комбинация.

Группа В2 5 мая снова уходила из Арджентии на встречу с медленным конвоем SC129, движущимся в сторону дома. Мы быстро выполнили все необходимые формальности, провели соответствие списка судов действительности, выяснили число пристроившихся к конвою чужаков.

Сражение в Атлантике было в самом разгаре. Мы знали, что на протяжении последних двух месяцев в море шныряет беспрецедентное количество немецких подводных лодок и что конвоям приходится с боем прокладывать себе путь через ряды врагов. Наступивший май, похоже, должен был стать критическим месяцем. Если удастся сдержать яростный натиск врага, инициатива перейдет в наши руки. Тем более что число эскортов постоянно возрастало. Американские судоверфи, равно как и наши, работали с большой нагрузкой. Береговая авиация наконец получила долгожданные самолеты с большой дальностью полета, которые смогли обеспечить охрану конвоев даже на ранее не защищенном центральном участке Атлантики. В самое ближайшее время ожидалось прибытие достаточного количества новых авианосцев, которые будут сопровождать каждый конвой.

Мы постоянно были начеку в ожидании нападения. Миновать встречи с подводными лодками противника теперь не было возможности. Их было слишком много.

В течение первых нескольких дней ничего не произошло. Я был уверен в своих людях и не сомневался, что Билл Ридли и его люди сумеют вовремя предупредить нас, если вблизи появятся вражеские субмарины. Первый сигнал поступил во второй половине дня 11 мая. Вокруг находились несколько лодок, но пока еще были довольно далеко от конвоя. Я привык доверять оценкам Билла, до сих пор он всегда оказывался прав. Видимо, в этот раз он ошибся. На место предполагаемого нахождения лодок были посланы «Уайтхолл» («^ИкеИаП») и «Клематис» («Clematis»), которые ничего не обнаружили. А уже в 18.00, можно сказать, средь бела дня, два судна из нашего конвоя, «Антигона» («Antigone») и «Градо» («Grado»), подверглись торпедной атаке и быстро затонули. Я моментально приказал начать работы по спасению экипажей. Спасательное судно «Мелроуз Эбби» («Melrosе Abbey») приняло на борт всех потерпевших. В создавшейся ситуации меня слегка утешала мысль о том, что мы недосчитались только двух человек.

Спасательные суда, которые на этом этапе сражения в Атлантике регулярно сопровождали каждый конвой, были маленькими пароходиками, переоборудованными для спасения людей с торпедированных судов. Причем спасателям приходилось постоянно рисковать собственными жизнями. Чтобы выполнить поставленную задачу, спасательное судно должно длительное время оставаться на одном месте, представляя собой удобную, совершенно неподвижную мишень и хорошо понимая, что где-то рядом рыщет в поисках добычи вражеская лодка, а быть может, даже и не одна. Мне знакомо чувство абсолютной незащищенности, которое невозможно не испытывать в таких ситуациях, поэтому я всегда преклонялся перед беззаветным мужеством и самоотверженной отвагой этих людей.