Вторым моим учителем была война. Мы часто покидали Теночтитлан по зову Монтесумы. У меня было вдосталь возможностей отличиться. Я убивал. Я захватывал пленных, которых приносили в жертву, славя богов и мое умение. И однажды Чимальпопока подарил мне щит, шкуру ягуара и вот эту золотую пластину. Видишь, на ней изображен зверь, который есть символ нашего дома.

И мне, Алонсо, было дозволено прикоснуться к золотой пластине, которую Ягуар носил на толстом кожаном шнурке. Пластина эта была толщиной с полпальца и поверхность имела разукрашенную с одной стороны рисунком, с другой – письменами. Я не мог не отметить великого умения мастера, сотворившего сей знак. Тлауликоли же, коснувшись пластины, впал в задумчивость. Видимо, он тосковал по ушедшим временами, и мне, Алонсо, была понятна эта тоска. Пусть не война живет в моей памяти, но благословенная тишина монастырского скриптория, сладостные голоса молодых братьев, славящих Господа, плывущий над миром рассвет и покой сердечный, какового более не испытать.

Вась-Вася не брал трубку. Дашка звонила и звонила, слушала гудки, злилась и нажимала на «отбой», мучилась и, сдавшись, вновь набирала номер.

А потом в новостях показали парня. Точнее, саму картинку Дашка не засекла, поскольку по давней привычке сидела к телевизору спиной и не особо вслушивалась в бормотание диктора. Но на «убийство, совершенное с особой жестокостью» среагировала. Она обернулась и увидела широкоплечего парня в сером свитере и оранжевом дутом жилете. Парень говорил в микрофон и косился влево, и камера съехала по ниточке взгляда, выхватив раскоряченное дерево, черный камень и людей, у всего этого копошащихся.

Дашкино коварное нутро колыхнулось, выталкивая выпитый кофе и съеденную колбасу. Вязкая слюна слепила зубы, и Дашка с тоской подумала, что Тынин, гад этакий, опять угадал.

А если угадал раз, то угадает и два.

Три, четыре, пять…

Вышел месяц из тумана. Вынул ножик из кармана…

Дашка, схватившись за пульт, принялась перелистывать каналы. Менялись люди, а картинка оставалась прежней, размытой и непонятной. И Вась-Вася не торопился отвечать на звонки.

Или он нарочно?

Дашка замерла, прикусив пульт. Очевидность идеи привела в ужас. Вась-Вася не отвечает на звонки, потому что не желает разговаривать с Дашкой. Почему?

Разлюбил? Но любовь не повод отказываться от помощи в таком деле. Значит, надо искать иную причину. Какую? Очевидную.

Адам нашел птичку-колибри. Адам вытянул всю эту ацтекскую мутотень. Адам, наконец, предсказал второе убийство.

Адам – идеальный кандидат.

– Черт, – сказала Дашка и повторила громче: – Черт!

Она точно знала, что Тынин ни при чем. Но вот Вась-Вася… он ведь сгреб в кучу и срыв нервный, и чертову попытку самоубийства – сам же помогал проблемы улаживать, и психиатрическую лечебницу…

– Ненавижу людей, – Дашка вздохнула и снова набрала номер. На сей раз абонент оказался вне зоны действия сети.

Ничего. С Вась-Васей Дашка поговорит. Сегодня же. И ждать появления не будет – сама нанесет визит. И повод у нее имеется. Куча поводов, если разобраться. А за день наберется еще. Надо же отрабатывать переславинское доверие.

Спустя полчаса Дашка вышла из дома и с наслаждением вдохнула морозный воздух. В носу защипало, щеки обожгло, а запах бензина, который ощущался особенно остро, заставил чихнуть.

– Будь здорова, Дашенька, – сказала Дашка самой себе, вытирая нос рукавицей. И сама же ответила: – Буду. Куда я денусь.

Третий по списку тату-салон, несмотря на известность, располагался в полуподвальном помещении. Кирпичные стены его были затянуты маскировочной сеткой, дырявой, как старые чулки. В дыры проглядывали рисунки. Красные морды длинноусых восточных драконов. Стаи желтых рыб, круглых, словно монеты. Кусок корабля с расправленными парусами и золотая звезда на спине морского змея…

– Вам помочь? – обратилась к Дашке блондинистая девчушка в камуфляже.

– Помогите.

На левом виске девчушки расцветала роза. И каплей росы на лепестке ее блестел черный камень.

– Простите, а это тоже рисунок?

– Имплантант, – мило улыбнулась девчушка, поворачиваясь, чтобы Дашка могла получше рассмотреть рисунок. – Совершенно безопасно. Почти безболезненно. И очень стильно.

– Ага… конечно. Меня Дашей звать.

– Нина. Я офис-менеджер. Вы уже придумали, какой хотите рисунок? У нас огромнейшая библиотека, но при необходимости наш художник доработает и ваш эскиз. Это все, – Нина обвела рукой зал, – выполнено по его наброскам. Хотя, честно говоря, на коже оно смотрелось бы лучше.

Может, и так. Рыбы-монеты посмотрели на Дашку с упреком, мол, как можешь сомневаться ты в величии мастера, нас сотворившего.

– Вы присаживайтесь. Чай? Кофе? Минеральная вода? Или сразу к делу?

– Давайте к делу, – Дашка вздохнула. Ей нравилось это место, но она сомневалась, что говорливая Ниночка сохранит говорливость, узнав об истинной цели Дашкиного визита. – Видите ли, Ниночка, дело такое… вы слышали об убийстве Анны Переславиной?

– Кошмар!

– Она не из ваших клиентов случайно?