В течение двух месяцев был написан первый черновик этого эссе, но Фрейд планировал переписать его во время своего лечения в Бад-Гастейне. Тем временем, однако, он заполнил свой немногие свободные часы перед отъездом перепиской одной своей более ранней работы, которую нашел в своем письменном столе. Это была интересная работа, озаглавленная «Жуткое», которую он опубликовал в «Imago» ближе к концу этого года. Работа над эссе во время отдыха шла медленно, и Фрейд сообщил мне, что не может успешно работать, так как чувствует себя слишком хорошо. Он явно не был удовлетворен этой попыткой и, по всей видимости, отложил работу до следующего лета. В этот промежуток времени он сделал одно из своих значительных описаний, а именно истории случая женского гомосексуализма.

В мае он сообщил Эйтингону: «В настоящее время я корректирую и дополняю свое эссе „По ту сторону принципа удовольствия“ и считаю, что нахожусь в продуктивной фазе». В июне он написал Ференци, что в этом эссе внезапно возникли «любопытные продолжения», вероятно, в той части, где говорится о потенциальном бессмертии простейших. Он закончил его перед отъездом на летний отдых и впоследствии просил Эйтингона подтвердить, что оно было наполовину готово еще в то время, когда его дочь София находилась в добром здравии; он добавил: «Многие люди будут качать головами по поводу этого эссе». Эта просьба Фрейда была довольно странной и могла бы зародить подозрение в том, не прибегнул ли он к ней из-за своего внутреннего сопротивления тому, что на его новые мысли о смерти оказала влияние депрессия, вызванная потерей дочери, если бы в другом письме, написанном всего две недели спустя после этого несчастного события, он мимоходом не упомянул о том, что ранее писал относительно «влечения к смерти».

Те поразительные мысли, которые Фрейд высказал в этом эссе относительно жизни и смерти, с его вводной концепцией «влечения к смерти», не только являются абсолютно философскими, но также по своей природе в высшей степени умозрительными. Фрейд лично высказал их как таковые и без какого-либо обоснования, хотя позднее пришел к их абсолютному принятию. Никогда до этого в своей жизни он не писал чего-либо подобного, и это само по себе является предметом величайшего интереса для всякого изучающего его личность. Он часто признавал, что его натуре свойственны умозрительные или даже фантастические черты, которые он в течение многих лет энергично сдерживал. Теперь он ослаблял этот контроль и позволял своим мыслям парить в неизведанном.

В обращении с такими предельными проблемами, как происхождение жизни и природа смерти, Фрейд проявил такую смелость рассуждения, которая является уникальной по сравнению со всеми другими его работами; ни одна работа, которую он написал когда-либо, не может быть сравнима с этим эссе. Примечательно, что это единственная из работ Фрейда, не получившая большого признания со стороны его последователей.

Начальным пунктом размышлений Фрейда являлась проблема дуализма души. Во всей психологической работе в результате его обширного опыта им двигала концепция глубокого конфликта, действующего в глубине психики, и, вполне естественно, он хотел понять природу этих противоборствующих сил. В течение первых двадцати или около того лет своей деятельности Фрейд удовлетворялся утверждением о том, что границами душевного конфликта являются эротические импульсы, происходящие из того, что биологи называют инстинктом продолжения рода, с одной стороны, и импульсами Я, заметную роль в которых играет влечение к самосохранению, — с другой. Такая формулировка была в основе своей разрушена в 1914 году, когда убедительные причины вынудили его постулировать концепцию нарциссизма, куда, как он понимал, следует включить инстинкт самосохранения. Поэтому единственным видимым в то время конфликтом был конфликт между нарциссическим и фаллоэротическим импульсами, то есть между двумя формами сексуального влечения. А это абсолютно не удовлетворяло, ибо Фрейд всегда ощущал уверенность, что в психике должно существовать некоторое влечение, предположительно в Я, отличное от сексуального влечения; он временно назвал его «влечением к самосохранению». Это явилось началом концепции нелибидозной части Я, которую можно противопоставить сексуальным влечениям. Примерно в это же время он неоднократно наблюдал какую-то игру, в которую играл его старший внук, а тот снова и снова проделывал действия, которые могли иметь для него лишь неприятное значение, — действия, связанные с отсутствием его матери.

Фрейд начал свое толкование с пересмотра своего мнения относительно важности принципа получения удовольствия-неудовольствия, который, в соответствии с Фехнером, он до этого рассматривал как удовлетворяющий принципу стабильности, разработанному последним. Согласно этому принципу, основная функция психического аппарата состоит в сохранении количества возбуждения, вызываемого либо инстинктивным, либо внешним возбуждением, на возможно низком уровне. Фрейд использовал термин, предложенный Барбарой Лоу, — «принцип нирваны», применяемый в обоих случаях, являлись ли целью ликвидация или просто уменьшение возбуждения. Этот принцип, казалось, хорошо соответствовал известному Фрейду феномену отреагирования и на самом деле всей его теории исполнения желаний, где импульсы искали удовлетворения, а затем успокаивались. Но к описываемому нами времени он пришел к пониманию того, что соотношение между возросшим возбуждением и неудовольствием и между облегчением и удовольствием не может быть настолько большим, как он до этого предполагал; удовольствие, получаемое вследствие возрастания сексуального напряжения, казалось ужасным опровержением этого правила, а полученный теперь опыт «военных сновидений» казался в такой же степени поразительным.

Затем Фрейд рассказал о той игре ребенка, о которой мы говорили выше, и отметил любовь детей к повторению игр, историй и так далее, абсолютно независимо от того, являются ли они приятными или нет. Именно это наблюдение заставило его задуматься, не присутствует ли здесь некоторый принцип, независимый от принципа удовольствия-неудовольствия, и он предположил, что в данном случае присутствует новый принцип, который он назвал принципом «навязчивого повторения». Затем он припомнил некоторые явно схожие явления, которые казались соответствующими этой концепции: повторяющиеся сновидения военных невротиков, в которых первоначальная травма повторяется снова и снова; формы поведения человека, приносящие вред ему самому, которые можно проследить на протяжении жизни определенных лиц; склонность многих пациентов во время психоанализа снова и снова воспроизводить неприятные воспоминания детства. Во всех этих случаях нетрудно обнаружить некоторый другой мотив для таких повторений, и действительно, Фрейд предположил несколько таких мотивов. Так, относительно военных сновидений, где шок прорвался через защитный барьер в отсутствие какой-либо подготовки, он заметил, что повторение первоначальной травмы во время сна, сопровождаемое интенсивным беспокойством, может представлять собой попытку подачи предупреждающего «сигнала опасности», отсутствие которого явилось причиной травматического воздействия этого шока. Тем не менее Фрейд считал, что такие сновидения оказываются исключениями для его общей теории сновидений, которые представляют собой исполнение желаний. Он снова возвратился к сделанному им и Брейером различию между свободной и связанной энергией, которое стало у Фрейда фундаментом его психологии, и теперь сопоставил это различие с попыткой «преодолеть» или «связать» неприятное переживание, что для него представляло смысл тех повторений, о которых мы рассказываем.

Теперь Фрейд обнаружил второй принцип, который он искал. Этим принципом являлась необходимость связывания или преодоления примитивных впечатлений, для того чтобы перевести их из «первичной системы» во «вторичную систему», — применяя характерный для него язык. Этот принцип он считал теперь более фундаментальным, чем принцип удовольствия; действительно, это был необходимый предварительный принцип перед тем, как будет позволено действовать принципу удовольствия.

Три идеи одинаковой важности, присутствующие в способе рассуждения Фрейда, теперь одновременно пришли ему в голову. Первичные процессы, которые должны были быть связаны, прежде чем сможет действовать принцип удовольствия, проистекали из внутренней стимуляции и поэтому принадлежали к влечениям. Тенденция к повторению, довольно очевидно, также являлась тенденцией инстинктивной природы. Эта тенденция также была более фундаментальной, чем принцип удовольствия, и контрастировала с этим принципом своим «демоническим» характером; принцип удовольствия часто усовершенствовался в «принцип реальности». Тенденция к стабильности, называемая также «принципом постоянства», является фундаментальным атрибутом психики. Из только что упомянутых нами здесь трех представлений в веренице мыслей Фрейда начали возникать два дополнительных представления, и они образовали его окончательную теорию психики.

Мысли Фрейда больше всего были заняты тенденцией к повторению. Он правильно осознал, что эта наклонность является типичной чертой жизни влечений, которая поэтому по своей природе, по существу, консервативна. Действительно, человеческие влечения отличаются удивительной пластичностью, но чем более мы спускаемся к животному уровню, тем более стереотипным предстает перед нами инстинктивное поведение. Следовательно, мы до сих пор находимся в пределах биологического круга, но творческое воображение Фрейда начало придавать тенденции навязчивого повторения более трансцендентальное значение. Мы можем даже задаться вопросом, насколько сильно на него подействовали воспоминание о законе периодичности Флисса, который должен был объяснить все события жизни, и доктрина Ницше о «вечном повторении того же самого» — фраза, которую Фрейд действительно процитировал в этой работе. Во всяком случае, в его рассуждении в данном месте есть один момент, смысл которого нелегко уловить и который дал повод к большим сомнениям.