Что касается Вашей попытки оставаться со мной полностью в согласии, я высоко ценю ее как выражение дружбы, но не считаю такую цель обязательной и легко достижимой. Вы знаете, что я не очень податлив и с трудом усваиваю чужие мысли, если они не до конца согласуются с моими собственными идеями Требуется довольно длительный период, чтобы я смог сформировать о них свое суждение, поэтому в этот промежуток времени мне приходится воздерживаться от суждения. Если бы Вам каждый раз приходилось так долго ждать, наступил бы конец Вашей продуктивности. Так что это абсолютно не годится. Что Вы или Ранк можете в своих независимых полетах мысли когда-либо отступить от основ психоанализа, кажется для меня абсолютно невозможным. Почему тогда Вы не можете обладать правом пробовать, если Ваши работы будут находиться в границах того, о чем я говорил? Если при этом Вы когда-либо собьетесь с пути, Вы сами рано или поздно обнаружите это или я позволю себе вольность указать Вам на ошибку, как только стану в этом уверен.

15 февраля 1923

Вена

Дорогие друзья,

Я слышал из различных источников, не без некоторого изумления, что недавние публикации Ференци и Ранка — я имею в виду их совместную работу и работу Ранка относительно травмы рождения — возбудили значительное неприятное и эмоциональное обсуждение. Один из наших друзей [166] умолял меня прояснить в нашем кругеэтот до сих пор не решенный вопрос, в котором он видит начало разногласия. Если я согласился на эту просьбу, то не потому, что хочу навязывать свое мнение. Лично я предпочел бы, насколько это возможно, оставаться в тени и позволить каждому из вас идти своим собственным путем.

Когда здесь недавно был Захс, я обменялся с ним некоторыми мыслями относительно травмы рождения; вероятно, возникло впечатление, что я ясно вижу aнтогонистическую наклонность этой публикации или что я абсолютно не согласен с содержанием. Я думал, однако, что сам факт принятия мною посвящения этой книги лишает основания такую мысль.

Истина этого вопроса такова: ни гармония среди нас, ни уважение, которое всегда оказывали мне, не должны ни для кого из вас служить препятствием в свободном применении вашей продуктивности. Я не рассчитываю, что вы будете работе с целью доставить мне удовольствие, но полагаю, что вы будете работать в любом направлении, соответствующем вашим наблюдениям и идеям. Полное согласие по в научным деталям и по всем новым темам абсолютно невозможно среди полудюжины мужчин с разными темпераментами, и даже нежелательно. Единственное условие для нашей плодотворной совместной работы заключается в том, чтобы ни один из не покидал общую платформу психоаналитических предпосылок. Здесь есть еще одно соображение, с которым вы должны быть знакомы и которое делает меня особенно неподходящим для роли деспотичного цензора, всегда стоящего на страже. Для меня нелегко сформировать свое мнение относительно несвойственных мне методов мышления, и мне, как правило, приходится ждать, пока я не найду некоторой связи этих методов мышления с моими извилистыми способами рассуждения. Так что, если бы вам хотелось ждать моего одобрения каждой вашей новой идеи, вам пришлось бы ждать очень долго.

Мое отношение к этим двум рассматриваемым книгам следующее. Совместную работу я ценю как исправление моей концепции о той роли, которую играет повторение или отреагирование в анализе. Я ранее относился к ним с опасением и имел обыкновение считать такие события… нежелательными неудачами. Ранк и Ференцы обратили мое внимание на тот факт, что отреагирований нельзя избежать и что их можно с большой выгодой использовать. По моему мнению, их описание имеет недостаток незаконченности, то есть они не дают никакого отчета о тех изменениях в технике, которыми они столь озабочены, а дают лишь намек на эти изменения. С таким отклонением от «классической техники», как называет ее Ференци в Вене, явно связано много опасностей, но это не означает, что их нельзя избежать. Постольку, поскольку дело касается вопроса техники и вопроса о том, не можем ли мы для практических целей делать свою работу другим способом, я нахожу этот эксперимент двух авторов абсолютно оправданным. Мы увидим, что из этого получится. В любом случае мы должны воздерживаться от осуждения с самого начала такого предприятия как еретического. Тем не менее нам не следует замалчивать определенные опасения. «Активная терапия» Ференци является опасным искушением для амбициозных начинающих, и едва ли есть какой-либо способ помешать им проводить такие эксперименты. Я также не стану скрывать еще одно свое впечатление или предубеждение. Во время своей недавней болезни я узнал, что требуется шесть недель, чтобы снова отросла остриженная борода. Прошло три месяца со времени моей последней операции, а я все еще страдаю от изменений в зарубцевавшейся ткани. Так что мне трудно поверить, что в течение чуть большего времени, четырех или пяти месяцев, можно проникнуть в самые глубокие пласты бессознательного и вызвать длительные изменения в психике. Естественно, однако, я склонюсь перед опытом. Лично я буду придерживаться «классического» анализа, так как, во-первых, я редко беру каких-либо пациентов, кроме своих учеников, для которых важно, чтобы они пережили как можно больше своих внутренних процессов — так как невозможно вести обучение анализу абсолютно тем же путем, что и в терапевтическом анализе, — и во-вторых, я придерживаюсь мнения, что нам еще приходится очень много исследовать и мы пока еще не можем, как это необходимо в сокращенном анализе, полагаться единственно на наши предпосылки.

Теперь о второй, и несравненно более интересной, книге — «Травма рождения» Ранка. Я без колебания скажу, что считаю эту книгу очень важной, что она дала много пищи моему уму и что я еще не пришел к определенному мнению на ее счет. Мы давно уже были знакомы с фантазиями, связанными с маткой, и осознавали их важность, но при том значении, которое придал им Ранк, они приобретают намного больший вес и в одно мгновение показывают биологическую подоплеку эдипова комплекса. Повторяю то же самое своими словами: некий инстинкт, который стремится восстановить предшествующее положение, должен быть связан с травмой рождения. Это можно назвать инстинктивной потребностью счастья, осознавая в данном случае, что понятие «счастье» в основном используется в эротическом смысле. Ранк идет теперь дальше, чем психопатология, и показывает, как мужчины изменяют внешний мир в угоду этому инстинкту, в то время как невротики непосредственно сталкиваются с этим затруднением из-за резкой ограниченности фантазий возвращения в чрево матери. Если добавить к этой концепции Ранка одну из концепций Ференцы о том, что о человеке можно получить представление по его гениталиям, тогда мы впервые устанавливаем происхождение обычного полового влечения, которое согласуется с нашей концепцией мира.

Далее идет то место, где я нахожу начало трудностей. Препятствия, которые возбуждают страх, барьеры против инцеста противопоставляются фантастическому возвращению в матку: теперь, откуда происходят эти барьеры? Их представителями, несомненно, являются отец, реальность, власти, которые не разрешают инцест. Почему ими был воздвигнут барьер против инцеста? Мое объяснение было историческим и социальным, филогенетическим. Я установил происхождение барьера против инцеста из истории первобытной человеческой орды и поэтому видел в реально существующем отце подлинное препятствие, которое заново выстраивает барьер против инцеста. Здесь Ранк со мной расходится. Он отказывается рассматривать филогенез и считает страх, противостоящий инцесту, простым повторением страха рождения, так что невротическое вытеснение врожденно определяется процессом рождения. Справедливо, что этот страх рождения переносится на отца, но, согласно Ранку, отец является только предлогом для такого переноса. По существу, предполагается, что это отношение к матке или женским гениталиям является амбивалентным с самого начала. Здесь заключено противоречие. Для меня трудно выносить по этому вопросу свое суждение. Я также не вижу, как нам в этом может помочь опыт, так как в анализе мы всегда наталкиваемся на отца как на представителя запрета на инцест. Но, естественно, это не является аргументом. На данное время я должен оставить этот вопрос открытым. В качестве контраргумента я могу также указать на то, что не в природе инстинкта быть запрещенным по ассоциации, а здесь на инстинкт возвращения к матери накладывается запрет посредством ассоциации этого инстинкта со страхом рождения. В действительности, каждый инстинкт в своем побуждении восстановить предыдущее состояние предполагает некую травму как причину изменения, и, таким образом, не может быть каких-либо инстинктов, сопровождаемых страхом. Естественно, относительно всего этого намного больше можно сказать в деталях, и я надеюсь, что те мысли, которые высказал Ранк, станут темой многих плодотворных обсуждений. Нам приходится здесь иметь дело не с восстанием, революцией или противоречием нашим проверенным знаниям, а с интересным дополнением, ценность которого следует признать нам и другим аналитикам.

Когда я добавил, что для меня неясно, как преждевременная интерпретация переноса как привязанности к своей матери может способствовать сокращению анализа, я нарисовал вам правдивую картину своего отношения к этим двум рассматриваемым работам. Я высоко их ценю, хотя принимаю их лишь частично, имею свои сомнения и опасения относительно различных частей их содержания, ожидаю прояснения от дальнейшего обдумывания и опыта и советую всем аналитикам воздерживаться от слишком скорого суждения, а больше всего от отрицательного суждения о вопросах, поднятых этими книгами.

Извините мою непоследовательность. Возможно, она удержит вас в дальнейшем от побуждения меня выражать мнения по тем вопросам, о которых вы можете судить ничуть не хуже.

Фрейд.