Шрифт:
– Должен, – сказал он холодно. – Если я не буду суровым к себе, кто же тогда будет? Сколько раз с тех пор ходил я на ее могилу и стоял там в ожидании чего-то, чего никогда не произойдет…
– Где ее могила?
– Здесь, в саду. Я пригласил священника освятить это место и похоронить их обоих. Это произошло глубокой ночью, я замаскировал могилу, чтобы никто не смог случайно найти ее… И мне надо было решить, что делать со своей жизнью. Я сказал отцу, что уезжаю, и следующим же самолетом улетел из Греции. Когда мы с тобой встретились, я был в бегах уже два года. – Он невесело рассмеялся. – В бегах. Как какой-то преступник. Но я таковым себя и чувствовал. Я побывал в Монте-Карло, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Лас-Вегасе, Лондоне – во всех тех местах, где мог жить так называемой «шикарной жизнью». Иными словами – пустился во все тяжкие. Я слишком много пил, слишком много играл, и все потому, что пытался уйти от самого себя. Но мне это не удавалось. И тут, однажды ночью в Лас-Вегасе… ну, остальное ты знаешь. Благодаря тебе я увидел себя в таком неприглядном свете, что на следующий же день возвратился в Грецию.
– Дело было не только во мне, – покачала головой Петра. – Ты уже был готов к изменениям, иначе я бы не смогла повлиять на тебя.
– Возможно, не знаю. – Он коротко улыбнулся ей. – Я предпочитаю считать это твоей заслугой… мой добрый ангел, который не дал мне сбиться с пути еще больше и тогда, и сейчас…
– Сейчас?…
– Я не слепой, Петра, и понимаю, что я не тот человек, которому всякий, находящийся в здравом уме, захотел бы открыть свои объятия. Люди остерегаются меня, и до сих пор меня это устраивало. Но ты показала мне правду тогда и каким-то образом сделала это снова. Я никогда никому не рассказывал то, что рассказал тебе сегодня, и никогда не сделаю этого. Теперь ты знаешь все мои тайны, и я рад этому, потому что тяжесть свалилась с моих плеч.
И он уткнулся лицом в ее шею.
Проснулись они в объятиях друг друга, обнаружив, что дневной свет заливает комнату. Петра взглянула с тревогой на его лицо и успокоилась. Лисандрос улыбался.
– Ни о чем не жалеешь? – тихо спросила она.
– С тобой ни о чем. Никогда! Пошли со мной.
Они оделись, и он, взяв ее за руку, повел вниз по лестнице и из дома.
Она мельком видела сад из верхнего окна, и он показался ей запущенным. И теперь она знала почему.
Лисандрос отвел ее в укромное место под деревьями и убрал часть веток и листьев. Под ними оказался камень, на котором были высечены несколько слов и даты. Лисандрос спрятал Бригитту и ее ребенка от мира, защитив их, насколько смог. Без лишних слов было понятно, что никто никогда больше не видел этого места.
– Я так много раз стоял здесь и умолял ее о прощении, – тихо сказал Лисандрос. – Что мне сказать ей о тебе?
Дедушка Петры сказал ей когда-то, что ни один настоящий грек никогда не мог полностью освободиться от своего прошлого. И теперь Лисандрос, этот современный человек, совершенно свободно ориентировавшийся в жестоком мире бизнеса, рассуждал как древний грек. Он словно чувствовал у своих ног бурлящие воды реки Стикс. И ощущал присутствие подземного царства бога Аида, в котором обитали души умерших, способные общаться с живыми людьми.
Неужели и правда Бригитта находилась там сейчас, смотрела на нее с другого берега реки, тянула его к себе, крича, что он принадлежит ей одной и что они должны быть вечно вместе?
Нет! Она не могла позволить себе такое. Она должна была отпустить Лисандроса.
– Ты не должен ничего говорить ей обо мне, – сказала Петра. – Она и так знает, что я тебя люблю так же, как она. И благодаря своей любви прощает тебя. Не забудь, что там она понимает все, чего не понимала раньше, и желает тебе добра.
Они медленно вернулись в дом и поднялись по лестнице. Лисандрос поцеловал Петру нежно, почти соблазнительно, не так, как раньше. Они преодолели границу, и любовь и доверие навсегда изменили лежавший перед ними путь.
– Моя, – прошептал он, – полностью моя.
– До тех пор, пока буду нужна тебе, – шепотом ответила она.
– Это будет всегда.
– А ты мой?
– Мне кажется, я был твоим с самого первого момента нашей встречи. Просто долго не мог признаться в этом.
Они лежали, обнявшись. Теперь они могли позволить себе не торопиться. Лисандрос взглянул на самые сильные ее ушибы и осторожно прижался к ним губами.
– Я в полном порядке, – сказала Петра. – Ты так хорошо ухаживал за мной.
Он, не спеша, ласкал ее грудь, словно только что открыл ее красоту. Дрожь пронзила ее. Она провела ладонями по его телу, вызвав его подавленный стон.
– Ты творишь волшебство, – выдохнул он. – Откуда это у тебя? Может, ты одна из тех сирен?
– А тебе бы хотелось, чтобы я была?
– Только для меня. Никто из других мужчин не должен слышать песню сирены. А я должен наслаждаться ею вечно.
– Но они слышали ее всегда, – сказала Петра, увлекая его в мир своих фантазий. – Неужели глупые моряки, зная, что эта песня будет последним, что они услышат, шли на ее звук добровольно?
– Добровольно, – уверенно сказал он, – потому что остальное не имеет значения. Надо следовать за этой песней, куда бы она ни привела.
– Как романтично, – задумчиво произнесла Петра. – Я приведу тебя туда, где никто никогда не был…