— Ты вернешься когда-нибудь? — спросил я, но она ответила, что не вернется.
И я отпустил ее.
И заплакал.
— Там дождь, — сказал я, — дождь. — Но она больше ничего не сказала, только обняла меня за шею, притянула к себе и поцеловала в губы долгим поцелуем, а потом вышла, и, вцепившись руками в дверь, я смотрел, как она уходила. Когда луна, пробиваясь меж облаками, освещала ее, она казалась девушкой, спустившейся с луны и возвращающейся назад, домой.
Я глядел ей вслед и кричал:
— Ты должна вернуться, вернись, ничего нового не будет, везде все одинаковое, — кричал до тех пор, пока не мог уже различить ее силуэт, пока не остался совсем один.
Не помню, сколько времени прошло после этого, прежде чем я возвратился к дядюшке Александру.
— Это ты, Филип? — спросил он, когда я вошел в сад.
— Я, дядя.
— Ты принес с собой что-нибудь для меня?
— Нет, дядя, — ответил я. — Для тебя я ничего не принес.
