А по деревянной лестнице со второго этажа спускается темноволосая женщина в длинном платье. Ей за тридцать, и лицо настолько детализировано, что я едва удерживаюсь от искуса вынырнуть из глубины и посмотреть на неё нормальным образом. Чтобы понять, как удалось добиться такого неординарного, человеческого облика.

Женщина подходит ближе. И я наконец понимаю смысл выражения «зрелая красота».

Действительно, очень зрелая. Ничего в ней нет от той молодости, что царит на улицах Диптауна. И уж тем более мысли не возникает о невинности или чистоте. И слава богу, что не возникает. Ей это не нужно.

Женщина молчит, улыбаясь. Я чувствую, что пауза затягивается, и бормочу:

— Здравствуйте…

Она кивает.

— Добрый вечер.

— Мне кажется, что уже ночь, — говорю я.

— У нас всегда вечер.

Что ж, будем знать.

— Зовите меня Мадам, — продолжает женщина.

— Я…

— Не надо имени. Это вовсе не обязательно.

— Я — Стрелок.

Она кивает.

— Хорошо. Вы зашли к нам по делу… — улыбка, — или просто скрываетесь от надоедливых друзей?

Непроизвольно гляжу на стеклянную дверь. За ней — тишина и пустота.

— Не беспокойтесь. Входящие к нам не видят друг друга. Никогда.

— Во втором случае, очевидно, мне придётся уйти? — интересуюсь я.

— Нет. Мы всегда рады гостям. Вы можете просто посидеть, выпить кофе или вина.

— Кофе, — решаю я.

Молчаливый охранник ныряет в дверь. Я прохожу к диванчикам, сажусь. Мадам с улыбкой устраивается напротив.

— Неужели вас не разоряют такие вот случайные гости? — спрашиваю я.

— Нет ничего полезнее случайностей. К тому же у нас есть правило — гость должен хотя бы пролистать альбомы.

Недоумённо смотрю на неё.

— Фотографии девочек.

— Ах, да, фотографии… — до меня доходит. — Конечно. С удовольствием.

Охранник приносит кофе в маленькой турке, Мадам аккуратно разливает его по чашечкам.

Кладу чуть-чуть сахара, делаю глоток. Кофе крепкий и ароматный, обжигающе горячий. Даже сон проходит, словно и впрямь кофеину принял.

— Вам показать все альбомы? — спрашивает Мадам.

Кажется, что в слово «все» она вкладывает двойной смысл. Но голова ещё соображает плохо, и я киваю. Мадам плавно пересекает зал, достаёт из шкафа несколько толстых альбомов в обтянутых разноцветным бархатом переплётах, опускает на стол передо мной.

— Я вернусь к себе, если вы не против, Стрелок. Если вдруг… — улыбка, — вас что-то заинтересует — позовите меня.

— Хорошо, — соглашаюсь я.

Уже с лестницы Мадам словно спохватывается, и добавляет:

— Да… если вам понравится фотография, и захочется разглядеть её детальнее — потрите изображение пальцем.

Киваю. Пью кофе, посматривая на альбомы.

Интересно, есть ли здесь резервные выходы? Наверняка.

Впрочем, можно ещё сделать вид, что у меня сработал таймер, и раствориться в воздухе.

В любом случае я спасся. Утёр нос сотне разъярённых думеров, завоевал сомнительную славу, и на четырнадцать этапов приблизился к Неудачнику. Быть может, его всё равно вытащат раньше, но я старался как мог.

Кофе допит. Заглядываю в джезву… гляди-ка, опять полна! Волшебный кувшинчик из «Тысячи и одной ночи». Наливаю вторую чашку, придвигаю к себе альбом в чёрном бархате. Тут, видимо, негритянки?

Оказывается, что нет.

На первой странице — фотография женщины, прикованной к стулу. За её спиной глухая кирпичная стена, голова запрокинута и лица не видно, но полуобнажённое тело обещает многое. Цепи блестящие, с нарочито крупными звеньями. Под ногами женщины, на полу, лежит кожаная плётка.

Так.

Закрываю альбом, отодвигаю к углу стола. Пусть дожидается садистов-мазохистов.

И впрямь «Всякие забавы».

Смотрю на радугу переплётов. Попробуем угадать. Например, голубая обложка.

Гляди-ка, угадал! С первой фотографии жизнерадостно улыбается голливудский киноактёр, уже третий год слывущий секс-символом. Одет он в кожаную куртку, сапоги и кружевное бельё. Э, дружок, повезло же тебе.

Разумеется, подписи под фотографией нет. Даже если несчастный красавчик, никогда не страдавший гомосексуальностью, предъявит к борделю иск, доказать что-либо будет сложно. Фотография на самом деле слегка искажена, и никто не сочтёт её уликой. Кроме тех, конечно, кто бывал в глубине, и знают, как домысливает образы взбудораженный дип-программой мозг. Но те, кто знают виртуальность не понаслышке, знают и её закон. Самый главный.