Он смотрел на вытянувшиеся лица археологов. Лад даже поставил на землю миску, которая заплясала у него в руке, словно живая.

— Что ты сказал? — спросила Нэфри, с ужасом коснувшись пальцами губ.

— Я сказал, что эти сволочи…

— Нет, в самом начале…

— А… это… арта…

— Молчи! — перебила она с видом матери, впервые услышавшей от маловозрастного сына непристойного словцо. — Где ты это услышал?!

— Плавун сказал… или кто он там на самом деле?

— Кому сказал?

В воздухе сгустилось напряжение. Все археологи смотрели на Ноиро. Тот растерянно пожал плечами:

— Думаю, мне. Я же хотел увести оттуда старуху, вот он меня и выбранил…

Постаревший и осунувшийся Лад сидел, охватив голову и прижав лоб к коленям. Глухо и тихо проговорил он куда-то себе под ноги, в землю:

— Он тебя не выбранил. Он тебя проклял. Это Улах-шаман.

— По-моему, это глупо, — сказал Ноиро, наблюдая, как археологи баррикадируют вход в домен и устраивают свои спальники так, чтобы можно было в любой момент вскочить и схватить оружие.

Нэфри села рядом с журналистом, намереваясь караулить не то его, не то от него.

— Зачем мы нужны этим дикарям, чтобы они пошли сюда? И вообще, по-моему, шаман блефовал. Я ведь мог и выстрелить…

— Ноиро, а ты не хочешь наконец заткнуться? — поинтересовалась девушка.

— Хочу. Но все так суетятся…

— Тогда заткнись. Йвар однажды собственными глазами видел последствия этих двух «бранных» слов. До этого он тоже над мракобесием смеялся и Улаха не знал.

Ноиро невесело усмехнулся:

— Значит, у меня есть надежда убедить его в альтернативных взглядах на историю? Ладно, не злись! Ну не плакать же мне теперь!

— Я на твоем месте всплакнула бы.

— А кого из проклятых видел Лад?

— Одного из археологов. Это случилось десять лет назад и, конечно, я того человека никогда не видела. Лад до сих пор об этом рассказать не может, трясет его…

— Да… печально. Но я-то себя нормально чувствую!

Она приблизила губы к его уху и шепнула:

— Все-таки, ты тоже не так прост, каким кажешься, и у нас есть надежда…

Ноиро резко повернулся к ней:

— Я знаю, где видел тебя раньше! Этот огненный оттенок… Ты прыгнула тогда на радугу и…

Нэфри зажала ему рот ладонью:

— Молчи, говорю! — и опасливо покосилась по сторонам. — Что ты кричишь?

Даже в свете факела было видно, как она покраснела.

— И что такого? Меня на радуге тоже потрепало…

— Да я потом три дня как чучело наряжалась, чтобы на меня не пялились, как будто я голая. Пф! Побывал бы ты в моей шкуре, я бы посмотрела!

При одном воспоминании о том случае целый вихрь «стражей перекрестка» закружил над нею. Журналист ничего не успел с собой поделать: кровь забурлила, в паху стало горячо, напряглось и заломило, а сердце в бешеном ритме выдало барабанную дробь. Воображение нарисовало такое, что и описывать неловко, а разглядывать — заманчиво. Ноиро ничего сейчас не хотелось, кроме как стиснуть гибкое смуглое тело Нэфри, а потом до боли, до стонов мять губами ее губы, войти в нее и обладать ею до умопомрачения, до полного бессилия, до…

— Протоний покарай! — прохрипел он, вспоминая алчущие глаза знакомых и незнакомых женщин. — И я еще удивлялся! Вот как оно действует!

Нэфри с подозрением взглянула на него, словно раздумывая — пора отодвинуться или нет?

— Прости, прости, но это действительно сильнодействующая штука, — Ноиро поморщился, пытаясь все-таки подавить не стихающее желание. Нэфри и сама по себе нравилась ему, а тут еще отблеск чужого мира… Или не чужого — просто неизведанного? — А зачем ты меня облила водой? Отомстила?

— Ну что, гасим свет? — спросил Лад.

Матиус встал и специальным ковшичком пригасил все факелы в домене.

— Если бы я хотела отомстить, — донесся шепот Нэфри, — я просто легла бы спать, позабыв о твоем существовании.

— А наутро доктор Орсо констатировал бы мою внезапную смерть во сне?

— Вот именно!

— О! Значит, этот поступок дает мне право надеяться?..

— Какой ты…

— Раздолбай?

— Вот именно! Ты — в реальной опасности, а думаешь неизвестно о чем!