Для путешественника XX в. Венеция ограничивается городом в лагуне; наиболее любопытный, возможно, включит в свой маршрут также окружающие ее острова: Кьоджу, Торчелло, Мурано, Бурано, Повельо, Маццорбо, Маламокко и другие крохотные острова, образующие владения дожей. Когда молодой Гольдони в 1725–1735 гг. живет с отцом в Удине, а затем в Фельтре, где исполняет должность коадъютора, когда он посещает Тревизанскую марку и Фриуль, останавливается в Брешии, Креме и Вероне и лишь потом обретает окончательное пристанище в городе дожей, он тем не менее все это время пребывает «в поле венецианского притяжения», то есть на землях, находящихся в зависимости от Венеции. Когда гонимый семейными неприятностями Карло Гоцци в 1737 г., находясь на Маламокко, садится на корабль «Ла Дженерале», отплывающий в Задар, где ему суждено провести три года, он по-прежнему пребывает «в венецианском пространстве». То же самое можно сказать и о Джакомо Казанове, который во время своих странствий в 1745 г. пересек Дарданеллы, прибыл на Корфу, добрался до венецианского квартала Пера в Константинополе и даже проник еще дальше — в сады наслаждений, окружавшие загородные дома знатных турок.

Соглашение об основании города, заключенное между рыбаками и новыми пришельцами с материка, носило двойственный характер: с одной стороны, пришельцы брали на себя обязательство построить чудесный город, а с другой стороны, выполнив обещание, они должны были отправиться на завоевание новых земель, чтобы исконные жители лагуны по-прежнему жили на своих островах свободно и счастливо. Лев сдержал свое слово и расправил крылья. Благодаря ему Венеция стала центром целого ряда территорий, оказавшихся у нее в подчинении, и из просто города превратилась в Повелительницу, Светлейшую, в столицу сразу двух государств. С одной стороны, Венеция являлась столицей государства морского, включающего в себя около 47 тысяч кв. км прибрежных территорий: это земли, последовательно вытянувшиеся вдоль побережья Адриатики и Эгейского моря, Далмации и Истрии, часть Албании, Эпира и Пелопоннес вместе с островами Модон и Корон, этими двумя «главными очами Республики», часть Аттики, Ионические острова, остров Корфу, Занте (Закиндо), Санта-Маура (Левкадия), Кефалония, Кандия (Крит), острова Эгейского моря, европейские берега Мраморного моря и Дарданелл, три восьмых города Константинополя, и истинная жемчужина владений дожей — Кипр. С другой стороны, Венеция являлась главным городом государства сухопутного, имеющего площадь в 33 тысячи кв. км, то есть территорию, значительно превосходящую границы нынешней Венеции. Это государство простиралось от «Ады до Изонцо» [121] и включало Верону, Виченцу, Брешию, Бергамо, Ровиго, Беллуно, Крему, Кремону, Фриуль, Полезине. Говоря языком «завоевателей», в 1462 г. бывшая коммуна стала синьорией, то есть власть в Венеции сосредоточилась в одних руках. Так город-государство Венеция выступает сразу на двух сценах — на суше и на море, и оценивать его выступление только на одной из сцен невозможно, ибо одна неотделима от другой.

В «Далматинке», комедии в стихах, написанной в 1758 г., Гольдони, превознося гуманное правление «венецианского льва» в Далмации, вкладывает в уста рабыни Зандиры, узницы марокканского алькальда, вот такие восторженные строки:

Вряд ли к этому времени все позабыли, сколько трудов пришлось приложить венецианцам, чтобы покорить Задар. В начале XVII в. все еще существует необходимость вести непрерывную войну против пиратов-ускоков, поддерживаемых австрийцами. [123] То и дело восставало против венецианского владычества население Крита, и вплоть до XIV в. ни о какой, даже о культурной, интеграции не могло быть и речи. В конце XV в., во время конфликта между Владычицей и султаном, был осажден остров Корфу. И наоборот, благодаря беглецам с Пелопоннеса Венеция вновь заселяет Кефалонию. Остров Кипр был подарен Венеции королевой Катериной Корнаро, уроженкой Венеции, принадлежавшей к одной из самых знатных патрицианских семей. Приобретение Кипра стало поистине поворотным моментом в отношениях между двумя давними соперницами — Венецией и Генуей, корни вражды которых уходят глубоко в историю. Разумеется, говорить о «конфедерации» под эгидой Венеции, как это делает в начале XVI в. Гаспаро Контарини, [124] не совсем правомерно, однако подобные сравнения побуждают вновь вспомнить миф о Венеции как об образцовом государстве, где царит свобода. [125]

Впрочем, не все владения Владычицы были завоеваны с оружием в руках. Корфу был куплен у неаполитанского короля Карла III в 1402 г. Так же были приобретены Санта-Маура, Итака и Занте. Как утверждают хронисты XVI в., Венеция воюет, чтобы защищаться и защищать весь христианский мир от турецкой угрозы. Ее Арсенал — настоящая крепость, оплот «веры против неверных». [126] Есть основания полагать, что отношения между Венецией и Портой Великолепной строились не на беспричинном антагонизме, а на дипломатической игре, на чередовании конфликтов и переговоров, и не исключено, что в этой игре даже присутствовала определенная интеллектуальная утонченность. [127] Когда несколько европейских государств, объединив свои усилия, вступают в столкновение с Портой, венецианцы, чьи интересы в этом конфликте поставлены на карту, не стремятся примкнуть к собратьям по вере, а всеми силами стараются избежать «всего того, что могло бы воспрепятствовать активности наших коммерсантов в Порте, ибо таковых там множество». [128] Ввязавшись в бой, венецианцы обычно первыми вступают в переговоры.

В пантеоне богов-покровителей Венеции присутствуют Нептун и Меркурий, море и торговля, и оба они соседствуют с Венерой. Венеция — империя, но империя прежде всего торговая. Направляя свою активность на Восток, венецианцы никогда не удаляются от побережья: они захватывают порты, прилегающие к ним земли и создают прибрежные фактории, позволяющие им контролировать судоходство и обеспечивать безопасность своих купцов. [129] Результат известен. Он содержится в итоговом отчете, представленном престарелым дожем Томмазо Мочениго в конце 1423 г. с целью уговорить своих коллег оказать сопротивление воинственным планам Франческо Фоскари, прокуратора Сан-Марко. Именно мир сделал венецианцев «повелителями, бороздящими море и землю», отчеканивает дож, приступая к перечислению выгод, полученных благодаря миру: десять миллионов дукатов имеют хождение «во всем мире… прибыль от ввозимых товаров достигает двух миллионов дукатов и еще два миллиона от импорта… по морям плавает три тысячи купеческих кораблей, семнадцать тысяч моряков, триста мелких судов с восемью тысячами гребцов, сорок пять малых и больших галер, на которых отплывают одиннадцать тысяч моряков ежегодно». [130] Понятно, что любые перемены в морском государстве приведут к катастрофе, поэтому непреложной задачей является его оборона. Благодаря морю Венеция снискала славу Владычицы морей, славу, сложенную из нескольких величин, среди которых воинские доблести присутствуют в единой связке с пригодностью к торговле, предприимчивым умом и материальными богатствами, накопленными благодаря мореплаванию и последующему мудрому распоряжению ими. И, как говорил в 1502 г. в своей речи хронист и купец Джероламо Приули, «если венецианцы потеряют флот и господство на морских просторах, они утратят свою славу, и через несколько лет государство придет в упадок». [131] Венецианцы постоянно ощущали угрозу подобной катастрофы. Члены советов не всегда бывали единодушны в своих решениях, иногда, отстаивая свое мнение, государственные мужи хватались за оружие, но когда речь заходила об угрозе морскому владычеству, все без исключения понимали, что это угроза самому существованию государства.

В начале XVIII в. в традиционной торговле с Левантом произошли изменения: появился конкурент порт Ливорно, владение великого герцога Тосканского, который в конце XVI в. провозгласил его свободным портом. В первой трети XVII в. наблюдается усиление активности английских и голландских купцов. Еще в 1502 г., утратив свои позиции в Эгейском море, венецианцы констатируют, что «все повелители мира сего отныне обладают большим могуществом, нежели мы», [132] и тотчас приступают к осуществлению военной реформы, проводят проверку всех находящихся в подчинении у государства гарнизонов и обновляют состав управляющих факториями на Леванте.

В XVII в., едва успев оправиться от последствий затяжного конфликта с папой римским и опустошающего нашествия чумы в 1630 г., Венеция с 1645 по 1669 г., а затем с 1684 по 1699 г. ведет долгие ожесточенные войны с турками, чтобы вернуть себе утраченные территории: Кандию, Санта-Мауру, Модон и Корон, а также территории в Морее. Чтобы раздобыть средства для ведения войны, продают все: церковное имущество, земельные участки, принадлежащие коммунам, торговые конторы, займы, налоги, дворянские титулы, каждый из которых приносит казне 100 тысяч дукатов: 4322 тысячи дукатов на военные нужды собрано только за 1668 г. Все идет в ход, чтобы отвоевать территории, составившие репутацию Республики как морской державы. [133] В 1728 г. в своих путевых заметках Монтескье насмешливо отзывается о бездарности ряда венецианских генералов, в частности о Франческо Морозини, потерпевшем поражение на Кандии; венецианцы не сумели сохранить за собой неприступные крепости, и, как указывает французский философ, огромные суммы были растрачены впустую: все попытки сохранить за собой эту провинцию оказались тщетными. Разумеется, в своих оценках Монтескье не щадит ни репутации Республики, ни патриотических чувств ее граждан.