Словом, война.

Напомним, что позиция Гольдони в этой войне двойственна. Пятая степень счастья, по его мнению, это «родиться мужчиной, а не женщиной», ибо если женщина «любезна и красива», если мужчины увиваются за ней, прислуживают ей и влюблены в нее, значит, она теряет самое дорогое сокровище — «свободу». Извечное предназначение женщины — «подчиняться», что, разумеется, не искупается той заботой, которой мужчины ее окружают. Девушки постоянно пребывают «под строгим надзором своих родителей; выйдя замуж, они зачастую оказываются под еще более строгим надзором мужей; овдовев, они, заботясь о сохранении своего доброго имени, вынуждены считаться с мнением света. Счастливицами могли бы почитать себя монахини, но они почему-то таковыми себя не считают». [457] Драматург рисует весьма безрадостную картину положения своих соотечественниц.

Но искренен ли Гольдони? «Я старался угодить женщинам моего родного города. Но при этом я заботился и о собственных интересах, ибо для того чтобы понравиться публике, нужно прежде всего польстить дамам». [458] Ведь в XVIII в. более половины населения Венеции составляют женщины. По статистике их рождается меньше, но выживает больше: между 1682 и 1711 гг. ежегодно рождалось 2640 мальчиков и 2478 девочек, однако за это время умерли 1353 мальчика и только 1179 девочек; среди мужчин смертность также была выше, чем среди женщин. Поэтому драматург, существующий плодами своих трудов и желающий жить достойно и платить карточные долги, должен обеспечить своему импресарио полные сборы. Гольдони необходимо уладить и кое-какие последствия его юношеских любовных увлечений. Его нельзя причислить к «либертенам», однако говорят, что он «отнюдь не всегда вел себя осмотрительно и легко поддавался соблазнам»; не равняясь с Казановой, он, тем не менее, имел собственный небольшой список побед и с удовольствием поместил его в первой части своих «Мемуаров». Но обманутый, осмеянный, выставленный на посмешище — быть может, по причине излишней требовательности или же, напротив, нерешительности, — в какой-то момент он стал испытывать ужас перед женщинами, и только супруга его, Никколета Конио, мудрая, добрая, честная и в меру болтливая женщина, сумела кое-как примирить его с прекрасным полом. Однако чтобы найти ее, ему пришлось отправиться в Геную.

А образцами для большинства героинь Гольдони были актрисы: Тереза Медебак, жена импресарио театра Сант-Анджело, блиставшая в ранних комедиях Гольдони и ставшая в своем роде прототипом Розауры; Маддалена Марлиани, лучшая итальянская актриса того времени, заменившая Терезу в роли служанки Коралины и в лучшей женской роли — прекрасной трактирщицы Мирандолины; Катерина Брешиани из театра Сан-Лука, главная исполнительница роли Ирканы («Персидская трилогия»), рабыни-черкешенки, оспаривающей своего возлюбленного у его законной супруги, на которой его вынудили жениться. Женщины всегда влекли к себе Гольдони. «Субретка пела восхитительно, и на меня нахлынули невообразимые ощущения», — признается он; но одновременно женщины пугают его. Как автора же комедий они буквально завораживают его: он пишет, чтобы понять их, чтобы раскрыть их тайну, и благодаря своим наблюдениям проникает в глубинную суть женского характера.

По мнению Джованни Скарабелло, [459] женщины в Венеции составляют четвертое сословие — наряду с патрициями, читтадини и пополанами. И значимость этого сословия велика не только благодаря его численному превосходству. Они выполняют основную функцию в государстве: красотой своей создают и прославляют великолепие города. Как мы уже могли убедиться, Венеция это вторая Венера. Согласно преданию, совершенная красота Венеции происходит от ее богини-покровительницы; красота венецианок — эстетический канон, воплощенный и увековеченный в литературе и живописи: белизна кожи, оттененная жемчужинами и шелками, редкостный цвет волос, которые женщины осветляли, сидя на балкончиках и подставляя головы яркому солнцу, очаровательной формы руки и ноги. Венеция славит красоту своих женщин и использует ее в политических целях. «Все венецианки прекрасны, пишет Марио Санудо и тотчас добавляет: — Выходят они из дома с большой торжественностью… гостей, прибывших в Венецию, встречают в роскошных платьях, богато украшенных драгоценностями и самоцветами». Так, например, в 1754 г. Генрих III, возвращаясь из Польши через Венецию, был встречен двумя сотнями благородных посланниц самой богини очарования: одетые в белоснежный муар, сверкающий драгоценностями, венецианки мгновенно покорили свиту французского короля. Не меньший успех имели и специальные женские регаты, регулярно устраивавшиеся на Канале Гранде, во время которых женщины из народа в легких коротких платьях, с развевающимися по ветру волосами наперегонки гребли к победному финишу, позволяя зрителям любоваться своей красотой и ловкостью. Любая женщина, вне зависимости от ее общественного положения, постоянно является основным объектом для демонстрации: город гордится своими женщинами так же, как своим богатством и своей свободой. Женщины представляют общественно-полезную ценность, они наравне с прочими гражданами служат Светлейшей, но своим оружием.

Однако в век, когда повсюду в Европе женщины требуют специального законодательства, борются против своего подчиненного положения, утверждают свои права на доступ к культурным ценностям и право самим решать свою судьбу, этого совершенно недостаточно. И Венеция, где уже с XIV в. вдовы объединяются для создания предприятий, Венеция, этот образцовый город-женщина, не может остаться в стороне от борьбы женщин за свои права. Представительская функция, которую отводят женщинам, маскируя таким образом их зависимость от власти мужчины, начинает восприниматься как порабощение, даже как тирания, а не как признание заслуг и возможность для самоутверждения. Пробуждение самосознания, подкрепленное, начиная с XVI в., повсеместным распространением книг, посвященных положению женщины, вдовству, браку, выбору супруга и спорам о женском воспитании, женском долге и женских правах, началось в Венеции очень рано. [460] Женщины пробуют свои силы в литературе, и не только в поэзии в духе Петрарки, где они предусмотрительно не выходили за рамки канона, но и в театре. Даже из недр монастырей поднимаются отчаянные голоса, обвиняющие Республику в тираническом отношении к своим дочерям с единственной целью обрести вечность: сестра Арканджела Таработти (настоящее имя Елена Кассандра), отданная в одиннадцать лет в бенедиктинский монастырь Святой Анны в Кастелло, в период с 1643 по 1654 г. пишет множество сочинений с красноречивыми названиями «Антисатира о пристрастии женщин к роскоши», «Тирания отцов, или обманутое простодушие», «Монастырский ад»; все они остались в рукописи. «Я по справедливости посвящаю „Тиранию отцов“, — пишет она в предисловии к „Монастырскому аду“, — той Республике, где гораздо чаще, чем в иных краях, принуждают девушек принимать постриг. Мое посвящение вполне может быть адресовано также и Сенату, который заключает девушек в монастыри, принуждает их хранить девственность, заставляет истязать плоть, распевать псалмы и постоянно молиться, надеясь таким образом добыть вечность для вас, Прекрасная Дева, Королева Адриатики». [461]

Однако в XVIII столетии вечность уже кажется сомнительной. Ибо сомнение посеяно.

В 1643 г., пока сестра Арканджела в монастыре пишет разоблачительные сочинения, на сцене театра Сан-Джованни-э-Паоло торжествующая куртизанка получает доступ к высшей власти: Поппея, при поддержке Амура и его матери, а также собственных неотразимых прелестей, соблазняет юного императора Нерона, который никак не может оторваться от ее «крепеньких яблочек удовольствия» и в конце концов увенчивает ее императорской короной, отвергнув свою супругу Октавию. [462] Венеция-Венера, мать амурчиков, более чем когда либо являлась в глазах иностранцев городом куртизанок.

Начиная с XIII в. правительство прекратило растрачивать силы на контроль за проституцией, сконцентрировав активность девиц легкого поведения в определенных местах, и в частности на Риальто, где в XIV в. для соответствующих дам был даже создан публичный бордель-резервация — Кастеллетто. Проститутки обязаны были соблюдать определенные правила, дабы отличаться от остальных женщин: им было запрещено покидать отведенные им «для работы» места, ночевать в тавернах, селить у себя иностранцев; являться в приемные женских монастырей; кататься на лодках, будь то днем или ночью; выходить в масках на улицу. В театре же, напротив, они были обязаны появляться только в масках. Им не разрешалось селиться на Канале Гранде и платить больше 100 дукатов за квартиру, иметь горничных и прислугу, носить белые платья, какие носят молодые девушки, и жемчужные ожерелья, какие обычно носят женщины из общества, принимать участие в празднествах знати, появляться на балах, загородных прогулках, ярмарках или религиозных праздниках. Нарушительниц наказывали так же, как и преступников-рецидивистов: привязывали к двум столбам на Пьяцетте и при большом стечении народа отрезали уши и нос; еще их могли публично подвергнуть порке на Сан-Марко или Риальто. Постановление об этих наказаниях было принято лишь в 1615 г. [463] Также существовал специальный налог, взимавшийся с проституток, плативших за жилье свыше 40 дукатов: деньги эти шли на содержание бедных девушек в благотворительных заведениях. [464] Женщины легкого поведения не могли ни выступать свидетелями в уголовных процессах, ни обращаться к правосудию, если им не заплатили за их работу.

Однако одновременно с увеличением количества запретов в общественное сознание внедрялся образ весьма неоднозначный — образ «почтительной проститутки». В 1566 г. был составлен каталог двухсот «самых выдающихся и почтенных куртизанок» [465] с адресами и тарифами. Издатель его попал в тюрьму, однако каталог тайно циркулировал и пользовался большим спросом, сыграв немалую роль в популяризации среди путешественников этих, по выражению де Бросса, «услужливых телес». Наряду с зрелищем благородных девственниц к услугам Генриха III была дорогая куртизанка Вероника Франко, писательница и поэтесса, сделавшая предметом торга не только свое прекрасное тело, но и блестящий ум: она одаряла клиентов утонченными удовольствиями не только плотскими, но и интеллектуальными. Так как же относиться к куртизанкам? Это вопрос пропаганды и дипломатии.