Были истории и о выживших. В гетто много говорили о так называемых «детях из колодца».Рассказывали разное. В одной истории двухлетнюю девочку посадили в мешок из простыней и спустили в колодец при помощи цепи, на которой в колодец опускают ведра. Когда пришли немцы, родители заявили, что девочка скончалась от тифа и что они, боясь заражения, сожгли всю ее одежду, а остатки закопали во дворе. Неделю пролежала девочка в мешке в холодном колодце. Каждый день родители опускали ей еду и воду, а когда комендантский час отменили, малышку подняли на поверхность. Замерзшую и истощенную, но живую.

И она выжила. Удивительно, но в разгар szper'ыникому дела не было, вписаны ли эти «дети из колодца» в какие-нибудь депортационные списки. Бюрократическая машина гетто просто заново вовлекла их в оборот, и девочка из колодца получила новый набор хлебных карточек и пайков.

Дебора Журавская, которую Роза любила, наверное, больше всех детей, тоже получила бы место ученицы на Францисканской, если бы после посещения председателем Зеленого дома и случая с Мирьям не отказалась от всего, к чему имел касательство презес. О ее теперешней жизни Роза знала только то, что смогла прочитать в конторе госпожи Волк, в папке со списками усыновленных детей.

Номер 133 по Францштрассе/Францисканской оказался длинной развалюхой; в глубокой канаве плавали фекалии и мусор. Ни одна дверь не выходила на улицу, а единственное окно давным-давно забили досками и зацементировали. Когда Роза попыталась перебраться через вонючую канаву и попасть на задний двор, ей встретилась кучка людей, которые громко, размахивая руками, принялись уверять, что никакой Деборы Журавской здесь нет и никакой Мачей Плёт здесь не проживает, что бы там ни значилось в бумагах.

Когда Роза Смоленская пришла в отдел по учету населения, усталый канцелярист сообщил ей, что человек по имени Мачей Плёт в гетто, конечно, существовал, но что его незадолго до подачи ходатайства сняли с учета. Мачей Плёт был рабочим пилорамы на Друкарской. В январе 1942 года он попал в список комиссии по переселению в качестве «нежелательной личности», и в феврале его депортировали. Кто-то обвинил его в краже опилок и щепок со склада пилорамы. Может, обвинение было справедливым, а может, его выдумали, чтобы спасти чью-нибудь шкуру. Ведь та зима в гетто была такой холодной, что крали все кто мог, сказал канцелярист; а те, кто по какой-то причине не мог украсть, замерзали насмерть, не дождавшись депортационного поезда.

Но если Мачей Плёт был депортирован или умер, кто в таком случае заполнил документы на удочерение вместо него? Где и у когонаходится Дебора?

Роза еще не знала, что у еврея есть два способа покинуть гетто. Можно было воспользоваться путем «внутренним» или «внешним». В обоих случаях оставшимся родственникам приходилось отдавать трудовую книжку и продовольственные карточки, которые потом соответствующие органы власти признавали недействительными — на них ставили печать «TOT» или «AUSGESIEDELT», в зависимости от избранного пути.

Но проштамповка трудовых книжек не означала, что их бывшие владельцы исчезали из круговорота жизни. Разные ушлые люди скупали оставшиеся продовольственные карточки или давали взятку служащим Центрального бюро по трудоустройству, чтобы те не ставили печать в удостоверениях личности депортированных. Когда объявлялось о выдаче пайка, эти пройдохи приходили с трудовыми книжками мертвецов и забирали по талонам все, что давали. Хлеб, ржаные хлопья, сахар. Речь шла о десятках тысяч людей, покинувших гетто в течение всего лишь нескольких месяцев, так что образовывалось изрядное количество продуктов, которые потом попадали на черный рынок, где их могли купить те, кто имел gelt genug, — ловкачи, мастера обделывать свои делишки.

Одним из тех, кто таким образом заставлял маршировать армию мертвецов, был известный в гетто вор и жулик по имени Могн— Брюхо. Этот самый Могн был королем аферистов. С трудовыми книжками и продовольственными карточками мертвецов являлся он к начальникам предприятий и уговаривал их снова принять на работу их же бывших работников. Начальникам, естественно, приходилось платить жалованье людям, депортированным из гетто, но Брюхо брался быстро покрыть эти расходы. Главное, чтобы мертвецам продолжали выписывать пособие и новые продовольственные карточки — в идеале до бесконечности.

Империя, построенная на мертвых душах, империя теней; но Брюхо был богачом.

Принимая гостей, он сидел на стуле двухметровой высоты, откинувшись на мягкие шелковые подушки, а чудовищное брюхо вяло, но внушительно лежало между двумя жирными предплечьями. Добрый и услужливый еврей, который соблюдает субботний день, следует всем религиозным запретам и даже, как полагали, может позволить себе кошерное. К тому же он занимался благотворительностью. Чтобы продемонстрировать набожность и рвение к благим делам, он решил взять на воспитание кое-кого из несчастных сирот, которым после szper’ыпришлось покинуть свои ochronkiи которых теперь выставили на продажу в секретариате Волкувны. Толпу его самых полезных мертвецов — среди которых оказался и бывший рабочий пилорамы Мачей Плёт — вписали в формуляр заявления, да так грамотно, что даже госпожа Волк и ее коллеги из комитета по усыновлению ничего не заметили.