— Про других не знаю, вы у них сами спросите, — буркнул Щёткин.

— Ой ли, Анисим! Прекрасно знаешь, что и пьют, и ворота порой не закрывают. А вот тебе другой вопрос: коли б не было пьянки у вас в тот день, как думаешь, убили бы Сарру?

— Я — то почём знать могу? — дворник даже отшатнулся, перепуганный вопросом, — Я не убийца, меня спрашивать не надо.

— Я не говорю, что ты убийца. Я тебе говорю, что сидели бы вы тут на насесте тверёзые, а убийца всё равно бы в кассу проник и дело своё сделал. В том, что Сарра погибла, вины вашей нет.

— Адназначна, нет! — подал голос молчавший до того Врафоломей; ему явно понравился ход мысли «репортёра».

— Вот коллега твой меня понимает. Но полиция всё на вас валит, будто по вашему недогляду дело такое случилось. И всё это газетчикам наговорила. Ведь все сплетни от полиции идут, скажешь нет? Я — то знаю, ты со мной не спорь! — напирал Шумилов, — Поэтому ты в полицию меня не посылай, я тамошнего брата знаю… Я хочу репортаж написать, чтоб все поняли, что с вашей стороны никакой вины нет, всякий человек имеет право именины собственные отпраздновать. Тем более, что праздновать вы сели уже под вечер, так?

— Адназначна — а — а, — протянул Варфоломей и сдела рукой такой жест, как будто что — то отрубил, — Всё правильна — а говорите, господин репотёр!

Шумилов запустил руку во внутренний карман и извлёк портмоне. Это была вещь, которую не стыдно было продемонстрировать и в высшем обществе: крокодиловой кожи, с изящными латунными уголками, множеством хитрых отделений, другими словами — это было достойное хранилище больших денег. Дворники зачарованно смотрели на это чудо в руках визитёра и на то, как в его руках появилась 5–рублёвая ассигнация. Зажав её между пальцами, Шумилов обратился к Щёткину:

— Ну что, Анисим, может пошлём Варфоломея за штофом и фунтом севрюжки?

— Тык я метнусь! — Врафоломей аж даже подскочил с места, демонстрируя готовность мчаться бегом.

— Хватит! — Щёткин досадливо хлопнул ладонью по столу, — Попили ужо! Не будет водки…

Варфоломей упал на свой стул и с такой болью в глазах посмотрел на старшего дворника, что без слов можно было прочитать крайнюю степень душевного страдания, пережитого им в эту минуту.

— Даже Господь — Бог на седьмой день… — начал было он, но Анисим резко его осадил: «Чего — о?!»

Варфоломей замолчал. Для Шумилова так и осталось загадкой, как именно младший дворник намеревался приплести библейскую историю о сотворении мира к собственному намерению попить водки за счёт «репортёра».

Отказ Щёткина от совместно возлияния несколько расстроил планы Шумилова, но у того был альтернативный вариант.

— Вот что, братцы, я спаивать никого не собираюсь. Работа есть работа, я же всё понимаю, чай сам на работе нахожусь! Газета наша солидная, уважаемая, выплачивает гонорары героям очерков, если вы поможете мне составить очерк, то получите гонорар как соавторы, — проговорил Шумилов, не убирая с глаз деньги и портмоне.

— Антерисуюсь я, а велик ли гонорар? — спросил Варфоломей.

— Да по десяти рублей каждому, кого я назову соавтором.

Мейкулло и Щёткин обменялись быстрыми взглядами.

— Мы на вопросы завсегда готовы ответить. Греха тут нет, — сказал старший дворник, — Только меня в ночь убийства не было. А так, что ж, спрашивайте.

Шумилов начал дотошно расспрашивать дворников о взаимоотношениях погибшей девочки с окружающими, о событиях последнего вечера её жизни. Внимательно наблюдая за поведением своих собеседников, он не почувствовал в их ответах натяжек или фальши и решил, что они не лукавят. Поэтому Шумилов перешёл к главным вопросам, ради которых и явился сюда.

— А что братцы, ведь признайтесь, мебель — то в задней комнате вы переставляли… — словно говоря о чём — то само собой разумеющемся сказал он.

— Нет, нет, что вы! — дворники замахали руками, но то, как скользнул под стол взгляд сидевшего напротив Варфоломея, заставило сердце Шумилова ёкнуть: «темнит, шельмец».

— Ну ладно, — легко согласился «репортёр», — А вот что там за история была с пролёткой с дамой, кто — то из вас что — то такое рассказывал?

— А вы откель знаете? — неожиданно насторожился Варфоломей, — Я никому, кроме помощника пристава об этом не говорил.

— От Александра Францевича Сакса, судебного следователя, — невозмутимо объяснил Шумилов, — Это мой хороший товарищ, мы с ним в университете вместе учились, я только старше курсом и на другом факультете.

Самое забавное в этой ситуации состояло в том, что Шумилов, хотя и не учился в университете (он закончил училище правоведения), действительно хорошо знал Сакса, впрочем, как и тот его. Так что войди судебный следователь в эту минуту в дворницкую — поприветствовал бы Шумилова как старого доброго приятеля.