— Екатерина Николаевна, сейчас Вы соберёте свои вещи и проследуете со мной.

«Что ж, — размышлял Алексей Иванович, сидя в коляске извозчика подле молчаливой Семеновой, — задача с честью выполнена. Но какова дамочка! — такая хрупкая и беззащитная на вид бестрепетно расправилась с ребёнком! Ради денег. И все эти россказни о великой любви, все эти рассуждения… Пакость!» По дороге в Петербург Солнце светило прямо в лицо, даря этими осенними лучами последнее тепло. Екатерина спустила на плечи черный платок, прикрывавший до сих пор ее голову, и Шумилов увидел, что волосы у неё стриженые, совсем короткие. Перехватив его изумленный взгляд, она пояснила: «Тиф. Весь июнь провалялась в Александровской больнице.»

Столицу уже мягко укутал тёплый вечер, когда старенькая извозчичья пролетка въехала на Малую Садовую и подкатила к подъезду, в котором находилась контора Карабчевского. Шумилов помог даме сойти с подножки и они вошли в услужливо распахнутые пожилым швейцаром двери. Во взгляде Семёновой отразилось недоумение, когда на двери она увидела начищенную латунную табличку с указанием фамилии владельца конторы и его звания; впрочем, женщина никак не успела отреагировать на увиденное — Шумилов ввёл её внутрь и встал в дверях. От движения двери звякнул колокольчик и в прихожей появился помощник Карабчевского, тот самый субтильный юноша, что несколько дней назад принёс Шумилову записку от присяжного поверенного.

— Николай Платонович у себя? — спросил его Алексей Иванович. В эту минуту он несколько тревожился: не окажись адвоката на месте, ему самому пришлось бы решать проблему, куда пристроить Семёнову. Отпускать дамочку было нельзя, отправить в полицию — преждевременно, удерживать силой — противозаконно. К счастью, Карабчевский оказался на месте.

Адвокат появился в прихожей через минуту. Увидев парочку, он бросил на Шумилова острый многозначительный взгляд, но ничего не сказал, только жестом пригласил их пройти следом и плотно прикрыл дверь кабинета.

— Вот, Николай Платонович, познакомьтесь: Семенова Екатерина Николаевна. Героиня нашего грустного романа…

— Карабчевский Николай Платонович, — представился даме адвокат. — Располагайтесь. Хотите кофею, коньяк? Может быть, вы голодны? (Семёнова молча кивнула) Сейчас я распоряжусь, — встав на пороге кабинета, он подозвал помощника, протянул ему купюру, — Дмитрий, быстренько на угол, закажи мясо, соку, фруктовый десерт, к чаю пирога, хотя бы с черникой, любого, затем в дворницкую, распорядись насчёт самовара, пусть всё несут сюда. Быстро, одна нога здесь, другая — там, меня ни для кого нет, ко мне никого не пускать, дверь — на замок..!

Семёнова держалась совершенно безучастно. Она сидела в предложенном ей кресле, закинув ногу на ногу, первую рюмку коньяку опрокинула залпом, как водку, а вторую принялась тянуть, наслаждаясь вкусом. Коньяк у Карабчевского и правда был хорош, Шумилов пил его мелкими глотками и чувствовал, что тает. Карабчевский сел напротив Семёновой, прямо глаза в глаза; он выжидал, наблюдая за действием спиртного. Шумилов обратил внимание на то, что Карабчевский, подлив коньяк, бутылку поставил на пол подле своего кресла. Предусмотрительность была нелишней. Карабчевский безадресно задал несколько общих вопросов: как доехали? как погода? Шумилов кратко ответил. По мере того, как выпитое спиртное стало оказывать своё действие, черты лица Семёновой неуловимо помягчели, бледные щеки порозовели, и она прервала своё наконец молчание, обратившись к Шумилову:

— Я думала, вы меня везете в тюрьму.

— Не надо туда спешить, Екатерина Николаевна, — вместо него ответил Карабчевский. — Для начала расскажите — ка всё нам.

Она вздохнула и начала равнодушно рассказывать свою историю.

Семёнова родилась в семье дворянина Новоторжковского уезда Тверской губернии. Детство было неблагополучным: отец совершил подлог векселей, за что был осужден к высылке в Архангельскую губернию. Мать отдала дочку на воспитание в семью генеральши Софьи Корсаковой. Девочку воспитывали в строгости и сознании, что до конца жизни она будет в неоплатном долгу перед благодетельницей и что впереди её ждет трудовая жизнь народной учительницы. Но такой жизни и врагу не пожелаешь, думала юная Катя. К тому же в 17 лет она попала в больницу из — за «расстройства умственных способностей». После выздоровления перебралась в Петербург, где в течение сравнительно короткого промежутка времени сменила множество мест: была и гувернанткой, и бонной при детях, и сестрой милосердия, и пр. Но это все было не по ней — «скучно», " трудно», старухи были противные, а дети невоспитанные, работодатели «придирались», поэтому она нигде не задерживалась подолгу. Личная жизнь тоже совсем не складывалась. Нет, мужчины были, и даже много, но даже зайдя в стадию интимных, отношения с ними не становились прочными. Результатом подобных связей явилась беременность и последующий выкидыш плода. «Но оно, может, так и лучше — куда бы я сейчас с дитём?» — как бы оправдываясь сказала она. «Я вообще много болела за последние 4 года», — подытожила Семенова, — «В разных больницах лежала».

Принесли еду, заказанную в ресторане, самовар, появились столовые приборы; помощник адвоката сноровисто сервировал стол на троих. Карабчевский ещё подлил коньяку, стало совсем хорошо. Приступили к еде, а женщина продолжила свой рассказ: в 1883 году в ресторане Палкина она познакомилась с Михаилом Михайловичем Безаком, и знакомство, по уверению Семёновой, оказалось роковым. Внук сенатора, уволенный из армии со скверной аттестацией, попал по протекции в полицию, но и там продержался чуть более года. Видимо, не лишённый известной доли обаяния, он без труда вскружил голову не очень умной дамочке. Получив огромную власть над Семёновой, он принялся понуждать её к поиску путей заработать поболее денег. Фантазии компаньонов далее мелких краж у приятелей поначалу не простирались. Фактически Безак добровольно принял на себя роль альфонса, Семёновой была отведена роль добытчицы. Она повторила свой рассказ о том, как необыкновенная любовь, которую она питала к «Мишеньке», а также фатальное отсутствие денег толкнули её на убийство Сарры Беккер. Во всех деталях Семёнова поведала и о том злополучном вечере 27 августа, когда произошло убийство. Шумилов отметил про себя, что рассказ всеми деталями совпал с тем, что он услышал из уст Семёновой в Озёрах.

Карабчевский прослушал всё это очень внимательно. Затем принялся задавать уточняющие вапросы, очевидно, важные для проверки утверждений Семёновой:

— Где вы ударили девочку первый раз?

— В прихожей, когда она принесла мне стакан воды.

— Кровь брызнула из раны?

Семенова смешалась:

— Я не помню… она закричала громко. Я тогда ещё раз ударила, а может и не раз… Все быстро очень случилось.

— А как Вы положили тело на кресло — спиной вниз или спиной вверх?