Елохов и Ксения.

Елохов. Ну, Ксения Васильевна, чего я тут наслушался, просто ужас! С непривычки-то, знаете ли, мороз по коже подирает.

Ксения. Я думаю. Я сама в маменьке большую перемену заметила.

Елохов. Что они тут говорили про Виталия Петровича! Они его хуже всякого разбойника считают. А если беспристрастно-то рассуждать, так он гораздо лучше их.

Ксения. Я верю вам, что он лучше их. Немного я давеча с ними говорила, а сейчас же убедилась, что они неправду говорят про моего мужа. И сестру я не узнаю: она какая-то корыстолюбивая стала.

Елохов. Да чего уж! Она о вашей смерти очень равнодушно рассуждает и откровенно заявляет претензию получить наследство после вас.

Ксения. А вот и ошибается. Я все мужу оставлю; я уж и завещание сделала.

Елохов. Ио завещании был разговор. Мамаша ваша говорила, что вы даже и завещания без ее позволения не смеете написать.

Ксения (смеется). Хоть и грех, а уж в этом деле я маменьку не послушаюсь.

Елохов. А! Скажите, пожалуйста! А все нравственность проповедуют.

Ксения. Нет, они от настоящей-то нравственности куда-то в сторону ушли. Их кто-нибудь путает.

Елохов. Да Барбарисов; кому ж еще?

Ксения. Ну, я сестре не позавидую. Как они ни бранят Виталия Петровича, а я его не променяю на Барбарисова. Вся беда, что маменька словам верит. Кто говорит ей приятное, тот и хороший человек.

Елохов. Да если б Виталий Петрович захотел, так он бы ее очаровал совсем. Он между всеми своими сослуживцами считается самым красноречивым. Да он к таким средствам прибегать не станет.

Ксения. Да, разумеется, это гадко.

Елохов. Вы, пожалуйста, не верьте им. Маменька ваша говорит, что ее священная обязанность развести вас с мужем.

Ксения (с испугом). Ах! Неужели? Благодарю вас, что предупредили. Я теперь буду остерегаться… я теперь ни одному слову их не поверю.

Елохов. Даже если что и глазами увидите, и тому не верьте; и тут может быть обман.

Ксения. Да, да.

Елохов. Смотрите же, помните это! Вас разлучить хотят. Не забывайте! А то беду наживете.

Ксения. Нет, нет, я буду помнить, буду хорошо помнить. Благодарю вас. (Жмет руку Елохова.)Благодарю. (Задумывается.)

Входит Кочуев.

Елохов, Ксения и Кочуев.

Ксения (все еще в задумчивости). Ты мне букет прислал. (Целует мужа.)Благодарю, мой милый! Только не нужно этого.

Кочуев. Как тебе угодно: не нужно, так не нужно. (Целует у жены руку.)

Елохов. Ну, Виталий Петрович, какие тебе тут панегирики читали! Вот бы ты послушал.

Кочуев. Да я знаю, знаю, мне и слушать не надо. Очень понятно; я им поперек горла стал.

Елохов. Нет, всего не знаешь и даже представить себе не можешь.

Ксения. Зачем вы? Не надо ему рассказывать, не надо. Я знаю, что все это вздор, и ничему не верю.

Кочуев. А вот погоди: я им отомщу отлично.

Ксения. Нет, мстить не хорошо. Оставь, пожалуйста, меня, оставь!

Кочуев. Я так отомщу, что ты сама похвалишь.

Елохов. Ну, оставайтесь с богом! Я вам мешать не буду. Совет да любовь! Не прощаюсь. Вечером забегу. (Кочуеву.)Не провожай меня! Не надо! (Идет к двери.)А книгу-то ты хотел принести Ксении Васильевне. Забыл?

Кочуев. Извини, Ксения! Я сегодня же отыщу и пришлю.

Елохов уходит.

Кочуев и Ксения.

Ксения. Чем же ты хочешь отомстить?

Кочуев. А тем, что мы устроим так свою семейную жизнь, что она будет образцовой, будет служить примером для всех; тогда маменька не осуждать нас, а завидовать нам станет.

Ксения (с удивлением). Что, что ты говоришь?