Рабачев. Зачем же уступать? Я не хочу от вас подарка.

Ренева. Ах, извините! Нет, я не то хотела сказать… Ну, мы сделаемся как-нибудь. А прежде всего мне просто хотелось с вами познакомиться; это спорное владение — только один предлог, чтобы вас вызвать; иначе, я слышала, вы такой нелюдим, что и не показались бы никогда.

Рабачев. Да-с, я вообще больше дома… я никуда.

Ренева. Я вижу, вы уж хмуритесь, вы недовольны!..

Рабачев. Нет-с, а только я совсем не светский человек, со мной скучно.

Ренева. Все эти светские мне надоели, и разговоры их тоже; а вы для меня человек новый, интересный.

Рабачев. Не знаю, ничего во мне нет; я простой, необразованный человек и с барышнями разговаривать совсем не умею…

Ренева. «С барышнями»! Ха, ха, ха! Ну, я не такая барышня, каких вы видели, я другая, совсем особенная. Вот вы увидите, какая я барышня! И уж я вас не выпущу теперь. Я здесь одна, вы будете моим кавалером.

Рабачев. Да я пожалуй, только вам будет скучно со мной, уж я это знаю.

Ренева. Что вы потупляетесь, как красная девица? Вот диковина для меня! Ведь вы прелесть что такое! Не бойтесь, я вас не съем, и не беспокойтесь за меня, мне скучно не будет, а будет очень весело с вами: будем гулять, кататься… Лодкой вы умеете править?

Рабачев. Хитрость небольшая.

Ренева. Отлично! Как-нибудь мы на лодке, подальше, и затянем песенку! А лошади у вас есть?

Рабачев. Тройка есть съезженная, да и одиночки есть.

Ренева. Править умеете?

Рабачев. Ничего, ездить умею, да у меня и кучер хороший.

Ренева. Вы теперь-то на тройке?

Рабачев. На тройке.

Ренева. Знаете что: поедемте сейчас на дальний луг, там будем чай пить.

Рабачев. Извольте!

Ренева. «Извольте»! А сам проклинает!

Рабачев. Ну, что ж? Пожалуй, поедемте.

Ренева. Да уж так, так! Но знайте, я не из тех, которые отступают: сказала — не выпущу, и не выпущу!

Рабачев. Нет, я ничего, я готов.

Ренева. И вот что: знаете, я ведь продаю свое именье, и покупщик уже явился, он здесь, осматривает сад, так захватим его кстати. Он поедет за нами со старостой, пусть посмотрит луга. Таким образом мы соединим приятное с полезным. Хотя, признаться, я терпеть не могу этой смеси приятного с полезным, но что делать? Нужда! Ах, еще у меня тут одна бедная девушка, но премиленькая!.. Вот я вам покажу. (Подходит к балкону и зовет.)Оля, Олинька!

Входит Оля и, потупясь, останавливается у дверей.

Ренева, Рабачев, Оля.

Ренева (к Рабачеву). Да вы, может быть, уже знакомы?

Рабачев. Мы видались иногда…

Оля. Мы знакомы.

Ренева. Вот вспомнила: вообразите, вчера ночью я была невольной свидетельницей какого-то свиданья у меня в саду! Да, какая-то парочка, очень горячая! А ночь славная была, и как же они любовно обнялись на моих глазах. Покаюсь, так тошно мне стало мое собственное одиночество и так досадно на эту парочку — так бы взяла да и разбила сейчас это чужое счастье!.. За что же я-то одна? Вот какие у человека минуты бывают. (Оле.)Идите туда, ко мне. (Рабачеву.)Я сейчас буду готова, и мы едем.

Уходят.

Рабачев. Вот она какая! Откуда такая проявилась? Вот что значит образование и ловкость-то: Оля-то моя какая перед ней кажется невидная и простенькая! Зачем я ей? Не знаю. Ну, какой я кавалер для нее! Ей совсем не такого нужно.

Входит Залешин.

Рабачев и Залешин.

Залешин. Ты здесь?.. Видел?

Рабачев. Видел.

Залешин. Какова?

Рабачев. Ничего!

Залешин. Ах ты, чурбан! (Передразнивая.)«Ничего»! Да ты и во сне-то не видал таких женщин! Жизнь, понимаешь ты, — всю жизнь можно отдать за ласку такой женщины. К чорту тогда всё…

Рабачев. Эко ты разогрелся как!

Залешин (опускаясь на стул). Да, братец, разогрелся!.. Думал — угасло все, конец; ан нет. (Ударяя себя в грудь.)Тут еще шевелится что-то. А меж тем аз есмь схороненный уже человек на сем свете! Пойми ты это! Можешь ты понять эту штуку, раскусить? Жив и мертв!