Иванов (останавливаясь). Позвольте — довольно-с. (Садится к столу.)

Настя. Ух, как хорошо! Вот наслажденье-то! Вот и представьте мое положение! Ну хоть бы раза два-три в год потанцевать как следует! А то ведь это ужас что за кавалеры!

Иванов (нагнувшись). Да-с, такой барышне, можно сказать… такому (шопотом)ангелу.

Настя (с притворной строгостью). Что, что? Что вы сказали? Кто вам позволил? Разве это можно?

Иванов. Я ничего-с: это вам так послышалось.

Настя. Не отпирайтесь! Нет, я слышала. Извольте сейчас же писать стихи мне в свое оправдание.

Иванов. Я бы с удовольствием, да мне некогда-с; сейчас генерал спросит, а у меня еще ничего-с…

Настя. Пишите, пишите стихи, а то не прощу.

Звонок, входит Сандырева.

Иванов, Настя и Сандырева.

Сандырева. Кажется, звонок?

Иванов. Да-с, генерал…

Сандырева. Ах, скорей прислугу, Настя!

Настя. Как мы мило время провели; как мы танцевали, мама, сейчас здесь с ними… (Убегает.)

Сандырева. Извините, она — шалунья у меня; она вас обеспокоила?

Иванов. Нет, напротив, очень приятно-с…

Сандырева. Ребенок она у меня, чистый ребенок! (Уходит.)

Иванов. Какая прелесть!.. Талия, ножка… да вся, что уж! И в губернском у нас еще поищешь!.. (Разбирает дела.)Все из головы выскочило теперь… Где-то тут что-то нужно было поверить! Ах ты, пропасть! Ничего не помню. Даже в озноб и жар бросает! А сейчас генерал… беда.

Двери из залы распахиваются, входит Шургин; Иванов привстает и, снова уткнувшись, садится.

Иванов и Шургин.

Шургин (ходит и чистит ногти). Что канцелярские книги?

Иванов (привстав). Не очень-с… порядок не совсем… а все-таки нельзя сказать, ваше превосходительство!

Шургин. Ничего не понимаю… говорите коротко и ясно.

Иванов. Страховая-с, ваше превосходительство, вот что-то… Впрочем…

Шургин (останавливаясь). Я вас не узнаю! Вы всегда отвечали мне отчетливо и понятно!..

Иванов. У меня-с голова, ваше превосходительство… Что-то у меня в голове-с…

Шургин. Так отдохните немного или возьмите холодный душ и потом займитесь. Впрочем, кажется, безошибочно можно заключить, что здесь порядка никакого, упущений тьма… Не говоря уже о злоупотреблениях и разных разностях, лошадиные хвосты там, поборы с мужиков…

Входит Сандырев.

Шургин, Иванов и Сандырев.

Сандырев (вытягиваясь). Имею честь представиться… Не имел счастья лично встретить ваше превосходительство.

Шургин (кивает). Здравствуйте, здравствуйте! Вы давно служите? Я забыл. (Ходит.)

Сандырев. Тридцать лет беспорочной службы, ваше превосходительство.

Шургин. Странно! И терпелся такой порядок, такие злоупотребления, такая распущенность!

Сандырев. Злоупотреблений никаких, ваше превосходительство. Если что, так это по обоюдному соглашению, за мои одолжения и неусыпный труд!

Шургин (останавливаясь, возвышает голос). Что вы мне говорите! Служба не терпит никаких обоюдных соглашений. Вся ваша служебная деятельность определена законом; там нет обоюдных соглашений. Входить в соглашение с частными лицами вы можете только в ущерб службе, в ущерб заведенному порядку. И, вдобавок, какой-то чубук — чорт знает что!