Я хихикнул. И примирительно сказал:

— Но, все-таки, инопланетных?

— Конечно, — Тимур с удивлением посмотрел на меня. — Чего ты оправдываешься, мне сразу понравилась идея этой диверсии…

Раздавшийся в соседней комнате крик оборвал наш разговор. Я бросился к двери, роняя ненадкушенную конфету, с одной лишь мыслью: «Доигрались».

А в темных полуночных окнах ярко и торжествующе занимался рассвет.

Кричала Ритка. Она стояла у окна, облокотившись на подоконник, и единственная видела то, что происходило снаружи. Никто из ребят не успел еще и с места сдвинуться, лишь Толик выхватил меч.

В два прыжка я оказался у ближайшего окна. Тронный зал наполнял яркий солнечный свет, льющийся из замерзших окон. Ударом локтя я высадил стекло. Скованное тяжелой ледяной коркой, оно раскололось на несколько крупных осколков, вывалившихся наружу от второго удара.

На западе всходило солнце.

Пальцы Криса впились в мое плечо. Ругался, не умолкая ни на секунду, Тимур, и мне показалось, что он уже понял что-то, еще неведомое для нас.

Рассвет пришел с запада. Солнечный диск торопливо выползал из-за горизонта. В небе темной, узкой полосой пронеслись низкие грозовые облака. Потом, так же неправдоподобно быстро стаей напуганных птиц пролетели пушистые белые облачка. Воздух заволокло туманом, который рассеялся через пару секунд под лучами замершего в зените светила.

Я выпрыгнул на террасу. За мной стали выбираться остальные ребята. Кто-то прижался к моему плечу, и я скорее почувствовал, чем увидел, — это Инга.

Покачиваясь вертикально в небе, менял свою окраску солнечный диск.

Наверное, это было самое красивое зрелище за всю историю Островов. Над заснеженной равниной, над утопающими в сугробах замками, над кутающимися в теплое тряпье мальчишками полыхала невиданная, невозможная звезда. Она становилась то огромной, занимающей полнеба, дымно-багровой, похожей на затухающий пожар… А через мгновение уже сжималась, наливалась ослепительной яркостью, сияла таким беспощадным бело-голубым пламенем, что снег начинал мутнеть, покрываться подтаявшей, ноздреватой льдистой корочкой.

Мне не было страшно. Глядя на фантастическую иллюминацию в небе, я думал о том, что уже видел похожее зрелище. Ночью, в штормовом море. Когда потопил клипер Безумного Капитана.

Солнце приняло свой нормальный вид. Начало изменяться небо. Оно все голубело и голубело, становясь таким частым и прозрачным, какое бывает лишь высоко в горах. Парочка замешкавшихся облаков бесследно растаяла в этой голубизне. А потом, двумя быстрыми мазками крест-накрест, небо перечеркнули яркие многоцветные радуги. Сразу две. Солнце застыло в точке их пересечения, словно беспощадная мишень в исполинской прицельной мушке.

Сейчас должно было случиться что-то совсем неожиданное. Я сознавал это так же ясно, как и то, что наша диверсия оказалась успешнее самых смелых прогнозов…

Небо высветилось почти до белизны. Солнце поблекло, растворяясь в свечении воздуха, в мерцании радужных полос. Мне показалось, что начал светиться сам воздух — на снег легли знакомые голубоватые блики… Но я ошибся. Синеватым огнем пылали стены нашего замка, покрытые тонким слоем льда и плотно спрессованного снега.

С замка сходила позолота.

С замка смывался розовый цвет.

Со стен исчезала мраморная облицовка.

Теперь он стал настоящим — Замок Алого Щита на Тридцать шестом острове. Со стенами, сложенными из квадратных блоков серого, зернистого, похожего на пыльный пенопласт материала. Похожий не на средневековую крепость, а на неоконченную стройку, заброшенную пару лет назад.

А под грязными, облепленными мокрым снегом стенами стояли мы — мальчишки и девчонки, Рыцари Сорока Островов…

Я посмотрел на свой меч — то ли с надеждой, то ли со страхом — вдруг он тоже изменится. Но меч пока оставался прежним. Деревянная игрушка из восторженной детской сказки…

Даже на ощупь я чувствовал под деревом сталь.

— Ну, где же вы, гады? — шептал Тимур. — Покажитесь!

Мы не замечали холода. Мы стояли в настоящем снегу под ненастоящим небом и ждали.

Солнце исчезло. Радужное перекрестье погасло. Небо светилось ровным голубоватым огнем, пустое и холодное, как перегоревшая лампочка. Жизнь стекала с него, словно краска с непросохшей картины, поставленной под брандспойт.

— Летят, — сказал вдруг Толик. — Летят, ребята…

В зените сверкнула серебристая искорка. Такую, наверное, увидел когда-то Илья. Искорка разрасталась, превращаясь в кружок. Опускающаяся тарелка?