— Попробую, — сказала Софи и вышла.

Я вернулся к компьютеру и провел еще несколько изысканий. Среди всего прочего выяснил, какие лошади заявлены на скачки на следующей неделе. Я также пытался разузнать как можно больше о дорогих и перспективных лошадях, погибших недавно при необычных или подозрительных обстоятельствах. Но сколько-нибудь ценной информации было очень мало.

Несмотря на силу и хорошую физическую подготовку, породистые скаковые лошади были на удивление хрупкими созданиями, и, сколь ни прискорбно, многие из них неожиданно погибали от травм и болезней. Но эти события, сущее несчастье для владельцев лошадей и их тренеров, не пользовались вниманием прессы. Если только речь не шла о потенциальном чемпионе, таком, как Ориентел Сьют.

Минут через двадцать я стал задаваться вопросом, почему мне до сих пор не принесли кофе. И вот я поднялся и стал спускаться вниз, чтобы выяснить. И, как всегда, старался не наступать на скрипучую третью ступеньку.

Элис и Софи, обе в слезах, сидели обнявшись на одном конце кухонного стола. На другом стояла в одиночестве и остывала моя кружка кофе. Я ничего не сказал, просто подошел, взял ее и отхлебнул еще теплой коричневой жидкости.

— О, — сказала Софи, вытирая глаза салфеткой. — Прости, пожалуйста. — Теперь она не плакала, смеялась. — Совсем забыла. Мы с Элис заболтались.

— Вижу, — с улыбкой кивнул я.

— Мы говорили о маме с папой, — сказала Софи. — Хотят приехать, навестить нас.

Тут я улыбаться перестал. Я не разговаривал с родителями Софи вот уже лет десять, и у меня не было ни малейшего желания возобновлять с ними отношения. Когда у Софи случился первый приступ мании, они обвинили меня в том, что я довел до сумасшествия жену, которую просто обожал, был с ней жесток и несправедлив. А ее отец договорился до того, что болезнь Софи есть наказание Господне за то, что я букмекер.

В тот день я вышел из их дома и никогда больше туда не возвращался. Насколько мне было известно, они тоже ни разу не заходили к нам. И я вовсе не собирался приглашать их.

— Можешь поехать и повидаться с ними, если хочешь, — сказал я Софи. — Но без меня.

Та ответила жалобным взглядом.

Я знал, что Софи за последние десять лет неоднократно виделась со своими родителями, но мы никогда этого не обсуждали. Знал лишь потому, что эти встречи приводили ее в крайне возбужденное состояние, и мне это не нравилось. Раз или два возбуждение приводило к новой вспышке маниакальной депрессии. И, по крайней мере, один раз, я был в этом уверен, ссора Софи с упрямым и вспыльчивым отцом закончилась ее досрочным помещением в больницу.

— Знаешь, не слишком хорошая идея, — мягко заметил я. — Такие встречи всегда заканчивались скандалом, а тебе вредно волноваться.

— На этот раз все будет по-другому, — заверила она меня.

Она так всегда говорила. И я, разумеется, жил надеждой, что на этот раз все будет по-другому, хоть и понимал: обольщаться не стоит. Я просто не вынесу очередного разочарования, особенно сейчас, когда так надеялся на заметное улучшение. Невыносимой казалась мысль, что после свидания Софи с родителями оптимизму моему будет нанесен сокрушительный удар.

Я не мог запретить ей видеться с родителями, да и сама она вряд ли прислушается к моим возражениям. Но я был категорически против этой затеи. С другой стороны, меньше всего хотелось, чтобы она делала это у меня за спиной, зная, что я против. И еще меньше мне хотелось спорить с ней.

Так что же делать?

— А ты как считаешь, Элис? Должна ехать Софи или нет? — спросил я, решив переложить проблему на чужие плечи.

— Знаю, что мама очень хочет ее видеть, — ответила она.

— Поэтому и не навещала ее в больнице? — спросил я, заранее зная ответ.

Мы рассмеялись, хоть и невесело. На самом деле родителям Софи страшно не хотелось признаваться в том, что их дорогая старшая дочурка страдает умственным заболеванием. Поэтому и отказывались видеть ее в больнице, обманывая самих себя, внушая друг другу, что их Софи в полном порядке, здорова, весела и счастлива.

Но меня обмануть они не могли, как и Элис. Та прилежно навещала сестру почти через день. Даже два ее брата раза два или три приходили к Софи за время ее последнего пятимесячного пребывания в больнице. А родители так ни разу и не появились.

— Поступай, как считаешь нужным, — сказал я ей. — Но я бы предпочел, чтоб они сюда не приезжали. Так что, если хочешь, можешь поехать к ним. Сам я не поеду, но думаю, будет лучше, если ты отправишься туда с Элис.

— Чтобы разрядить обстановку? — спросила Софи.

— Да, — кивнул я. — И предотвратить очередной скандал.

— Что ж, согласна, — сказала Элис. — Если папа начнет доставать, дам ему хорошего пинка.

И обе они рассмеялись и сидели, заговорщицки сблизив головы, две сестры, две дорогие мои девочки.