— Я помню, что мне было холодно. Хотелось есть. Боже, как я хотел есть. Должно быть, это был последний переход.

— Ты похудел.

Он потрогал рубцы.

— Я не могу выносить этого. Я так хочу вспомнить, и каждый раз, когда я пытаюсь, у меня начинает ужасно болеть голова.

Она инстинктивно сжала его руку.

— Тогда не надо, остановись. Ты вспомнишь, когда твой мозг достаточно восстановится.

Он покачал головой, не отпуская ее руку, как если бы боялся остаться без поддержки.

— Посиди со мной, Лив. Пожалуйста.

И она села. Она пододвинула ближе кресло, в котором раньше сидел Трэшер, и увидела в глазах Джека Уиндема несвойственные ему раньше страх, беспокойство, потерянность. Уязвимость. Она поняла, что леди Кейт была права. Джек Уиндем, который вернулся к ней, не был тем Джеком, который ушел от нее.

Это испугало ее настолько, что она чуть было не отпрянула от него. Она не хотела снова любить его. Она не хотела стать заложницей его наваждений, страхов и грехов. У нее хватало своих горестей и забот.

Но как она может отвернуться при виде такой боли?

Не отпуская его руки, она опустилась на колени рядом с его креслом.

— Расскажи мне, Джек. Расскажи, о чем ты думаешь. Улыбка у него вышла напряженной.

— Я все еще думаю о поцелуе, — пошутил он, но голос был больным и усталым. — Я знаю, что не заслужил его. Но пожалуйста, Лив. У меня такое чувство, что без него я погибну.

Она видела, что он искренен. Она чувствовала, как он вцепился в ее руку, как если бы он боялся отпустить ее. В этот миг она поняла, в какой опасности находилась. Она не могла сказать ему «нет».

Привстав, она перегнулась через ручку кресла и дотронулась до его изуродованной щеки. Она на миг закрыла глаза, вдохнула запах Джека и почувствовала, как натянулась нить, которая неразрывно связывала ее с Джеком. Вздохнув, она провела пальцами по грубой щетине его бородки. — Ты прав, — шепнула она. — Тебе нужно помыться. А потом она поцеловала его.

Куда делся ее гнев? Ее охватило чувство, которое можно было бы назвать подзабытой радостью, оно кружило ей голову, как запах розового масла, извлеченного из давно увядших роз. Она могла сейчас думать о том, как ей не хватало его. Как ей не хватало покоя в его объятиях, наслаждения его прикосновениями.

Она все понимала. Разве она не понимала? Но, забыв обо всем, кроме его губ и восхитительного ощущения прикосновений его шершавых пальцев к своей коже, она осознала то, что ей следовало бы знать, — это было неизбежно. В его глазах были доброта и благодарность, как если бы жар и голод были здесь ни при чем. Как если бы на этот раз они встретились как ущербные человеческие существа, необходимые друг другу для утешения. Для поддержки. Она снова закрыла глаза, отыскала его губы и забыла обо всем на свете.

Все было как раньше. Нет. Лучше. Она ощущала его острее, голод терзал ее. Это она позволила своим рукам блуждать по нему. Она положила их ему на грудь, дразня себя мягкими завитками его волос, выбивающихся из открытого ворота рубашки; вспомнила, как сужалась полоска волос книзу, разделяя живот на две части. Она вспомнила его гладкие и сильные мышцы и твердые контуры рук. Когда он обхватил ее и притянул к себе на колени, она совсем растаяла.

— Твоя нога, — запротестовала она, отрываясь от его губ.

Он запустил руку в ее волосы, вынул и отбросил заколки, снова притянул ее к себе и вздохнул. Она ощущала его теплое дыхание где-то у своих губ и приоткрыла их для него.

Он уткнулся носом в ее шею, в маленькую ямочку у ее основания, прикосновение к которой всегда посылало волну возбуждения по ее телу. Это произошло сейчас, волна дошла до низа живота, где жар умер пять лет назад. Женщина в ней ждала своего воскрешения.

Она почувствовала его член у своего бедра, удивительно твердый, и потерлась о него; ее тело жаждало его как воздуха.

Его ладонь скользнула вниз по ее руке, по ноге. Это было как молния, и она изогнулась, чтобы прижаться сильнее. Ей хотелось выть и рыдать, оплакивать потерянную прелесть их соединения, утраченные пылкие соития и те часы, когда они предавались более утонченным духовным наслаждениям. В ранние утренние часы они встречались друзьями, поздние ночи были полны удивительными сюрпризами.

Ей не хватало его. Боже, как ей не хватало его все эти годы! И ей нельзя позволить себе приблизиться к нему сейчас, потому что ей будет еще горше, когда он снова уйдет. Но ее тело ждало его рук, чтобы пробудиться. Его губ, чтобы благословить пробуждение. Его тела, чтобы слиться с ним.