Ницше Фридрих
Шрифт:
III. Вечное возвращение
Моя философия несёт в себе победоносную мысль, о которую в конечном счёте разобьётся всякий иной способ мышления. Это великая культивирующая мысль: расы, не способные её вынести, обречены; те же, которые воспримут её как величайшее благодеяние, избраны для господства.
Величайшая борьба: для неё потребно новое оружие.
Молот{471}: призывать, торопить страшное решение, поставить Европу перед лицом последствий, «хочет» ли её воля погибели.
Не допускать засилия посредственности. Тогда уж лучше погибель!
Пессимистическое мышление и его урок, что экстатический нигилизм при некоторых обстоятельствах прямо-таки необходим для философа — как могучий пресс и молот, которым он крушит вырождающиеся, вымирающие расы и сметает их с пути, чтобы проложить дорогу новому строю жизни или чтобы внушить всему, что хочет вырождения и смерти, жажду конца.
Хочу проповедовать мысль, которая многим даст право себя перечеркнуть, — великую культивирующую мысль.
Вечное возвращение. Книга пророчеств.
1. Представление учения, его теоретических предпосылок и следствий.
2. Доказательство учения.
3. Предположительные последствия того, что учение обретёт веру (оно всё стронет со своих мест)
а) средства его вынести
б) средства его устранить
4. Его место в истории как середина.
Время наивысшей опасности.
Основание олигархии, стоящей над народами и их интересами: воспитание в духе всечеловеческой политики.
Противоположность иезуитству.
Две великих (найденных немцами) философских точки зрения:
— точка зрения становления, развития;
— и точка зрения ценностной значимости сущего (но сперва преодолеть жалкую форму немецкого пессимизма!);
— сведённые мною воедино решающим образом.
Всё становится и возвращается вновь, — выскользнуть не представляется возможным! — Если допустить, что мы могли бы оценить ценностное значение, что из этого следует? Мысль о вечном возвращении как избирательный принцип, на службе силы (и варварства!!).
Мера зрелости человечества для этой мысли.
1. Мысль о вечном возвращении: её предпосылки, которые должны бы быть истинными, если истинна сама мысль. Что из неё следует.
2. Как самая тяжёлая мысль: её предполагаемое воздействие, если оно не будет предотвращено — то есть если не будет произведена переоценка всех ценностей.
3. Средства эту мысль вынести: переоценка всех ценностей: радоваться впредь не известности, а неизвестности; впредь не «причина и следствие», а непрестанность творчества; впредь не воля к самосохранению, но воля к могуществу и т. д., впредь не униженное «всё только субъективно», но и «Это и наше творение!», будем же гордиться им!
Чтобы мысль о возвращении вынести, необходимы: свобода морали; — новые средства против самого факта боли (боль, понятая как инструмент, как родительница радости и охоты{472}; нет суммирующего осознания неохоты, нерадости); — наслаждение всеми видами неизвестности, попытки, соблазна, искусительности, как противовес пресловутому безысходному фатализму; — устранение понятия необходимости; устранение «воли»; — устранение «познания самого по себе».
Вершинное осознание человеком своей силы — как то, что создаст сверхчеловека.
Два самых радикальных способа мышления — механистический и платоновский — сходятся в вечном возвращении: оба как идеалы.
Будь у мира цель — она бы уже была достигнута. Существуй у этой цели некое непреднамеренное окончательное состояние — оно бы тоже уже было достигнуто. Будь мир вообще способен на некое закоснение и застывание, некое «бытие», обладай он во всём своём становлении только одним мигом этого самого «бытия» — опять-таки всякому становлению давно уже был бы положен конец, а так же всякому мышлению, всякому «духу». Факт «духа» как становления доказывает, что мир не имеет цели, окончательного состояния и не способен на бытие.