— Мы еще плохо знаем друг друга. Я не хотел бы принуждать…

— Потому что я слепая! — Это был не вопрос, а утверждение. Она покраснела от замешательства. Все та же старая проблема. Никто не может принять ее без того, чтобы не пожалеть. А ему еще может быть противно.

Питер расслышал боль в ее голосе, заметил краску, залившую лицо, и растерялся. Что обидного он сказал?

— Я думаю, было бы нечестно с моей стороны настаивать, чтобы вы делили со мной постель, пока вы не узнали меня, не доверяете мне. Особенно после вчерашнего, — кротко сказал он.

Она расслышала в голосе искреннюю заботу. Да, он добрый, ее супруг, несмотря на то что вчера потерял над собой контроль. Не было ни снисходительности, ни жалости, а лишь поведение в соответствии с тем, что ему диктует честь.

— Спасибо, Питер. — Пенелопа не знала, что еще сказать, как попросить прощения за свою подозрительность.

— Я думал, что сегодня покажу вам дом и часть сада, — неуверенно произнес он. — Эллен ваша служанка, будет вам помогать. К сожалению, у нее нет опыта прислуги леди, но…

— Ей нравится Гелерт, — радостно закончила его предложение Пенелопа. — Спасибо вам, Питер. Эллен рассказала, как вы ее выбрали. Если бы у вас было время показать мне все сегодня, было бы замечательно. Когда я узнаю, где что находится, сопровождать меня сможет Гелерт.

— Гелерт? О чем вы говорите?

Пенелопа знала, что показать — всегда лучше, чем рассказывать.

— Вот вы сейчас сидите, так?

— Ну да!

Как она узнала?

— За столом. Стол стоит между нами.

— Да.

Она уверенно пошла к нему, держась за ошейник Гелерта, и остановилась перед столом.

— Стол в полутора шагах от меня, так?

— Боже, как вы это делаете? Даже знаете, что я сижу.

— По голосу, естественно. И я слышала, как вы перебирали бумаги. Поэтому подумала, что должен быть стол. А как узнала, где стол? Меня Гелерт остановил.

Небеса праведные! Он-то думал, что связался с девицей, которая будет требовать постоянного внимания и помощи. Он начал быстренько пересматривать все свои намерения. Не была она беспомощным ребенком, с которым надо нянчиться на каждом шагу. Более того, она, пожалуй, даст резкий отпор, если попытаться нянчиться.

— Тогда начнем нашу прогулку с зала для завтрака, Пенелопа? Вы голодны?

— Да, пожалуйста, Питер.

Он подошел к ней сбоку, опасливо глядя на собаку, но Гелерт, не чувствуя никакой тревоги своей хозяйки, только безразлично смотрел на него.

— Вы возьмете мою руку, Пенелопа?

Она молча протянула свою руку. Он поцеловал ее, положил на свое предплечье и повел Пенелопу. Она удивилась странному трепету, который прошел сквозь нее от прикосновения его губ.

После завтрака Питер повел ее по дому. Всех слуг он предупредил, чтобы они ничего не оставляли в проходах и ничего не двигали, не предупредив хозяйку. Об этом он сказал ей, когда они вошли в кабинет.

— Спасибо, Питер! Не надо так беспокоиться. Гелерт никогда не даст мне обо что-то споткнуться. Он служит мне глазами последние четыре года. Без него было много труднее.

Питер от удивления остановился.

— Так вы не всегда были слепой?

— О нет! Несчастный случай. Однажды Джеффри выстрелил возле уха моей лошади, и она понесла. Я упала, ударилась головой о корень дерева. Несколько дней была без сознания, а когда пришла в себя, ужасно болела голова и я ничего не видела. Я отличаю темноту от света и чувствую движение, но и все.

Питер ничего не сказал, но беспокойство ушло с души. О расторжении брака он не думал, но очень беспокоился, не передастся ли слепота жены ребенку. Несмотря на его осмотрительность, она почувствовала перемену в его настроении и сразу поняла причину.

— Питер, это очень плохо, что мы не сказали вам о Фебе и о том, что я слепая. Но я бы никогда не вышла замуж, если была бы хоть малейшая опасность, что моя слепота передастся ребенку. Пожалуйста, поверьте мне!

Изумленный, Питер остановился как вкопанный, глядя на жену.

— Как вы узнали, о чем я думал? — спросил он наконец.

— Не знаю. Ваш голос или еще что-то…

Питер с изумлением смотрел на свою юную жену. Очень уж хорошо он помнил о нежности ее губ там, в ризнице, и о том, как прошлой ночью укладывал ее в постель. Тогда он проявил благородство и сдержался, но сейчас молился, чтобы ситуация не повторилась. Изящные изгибы ее тела будут ему постоянным искушением при любых обстоятельствах. Но знание, что он имел право на нее, делало ожидание вдвойне трудным. Искренне надеясь, что сейчас она не сможет прочесть его мысли, он сосредоточился на описании кабинета.