Шрифт:
Бойцы рыли окопы, строили укрепления.
Абдулла сперва боялся, как бы ему не осрамиться перед опытными, бывалыми солдатами: он ведь никогда прежде не служил в армии, не знал толком, что такое военная служба. Но работа — любая работа — была ему не в новинку. И он справлялся с делом не хуже, а, пожалуй, даже лучше других: рыл окопы, ходы сообщения. Тут, как и в его работе дворника в Петрограде, вся суть была в том, чтобы делать свое дело честно, старательно, не отлынивать, не жалеть себя.
Немецкого наступления ждали с минуты на минуту.
Бок о бок с бойцами мусульманского отряда располагались отряды питерских рабочих. Среди них немало было и старых фронтовиков, прошедших «огонь, воду и медные трубы».
— Ну и дела, — ухмыляясь, качал головой один из них, широкоскулый солдат. — Недавно только братались мы с германцами. Обнимались, миловались, вместе спирт пили. А сейчас опять воевать! Эх, герман, герман! До чего же ненадежный ты, брат, оказался!
— Молчал бы! — прикрикнул на него кто-то из молодых. — Зачем бередишь душу? И без тебя тошно!
— Ишь ты, какая нежная она у тебя, душа-то! — оскалился солдат. — Небось уже вся в пятки ушла? Трясется, что твой заячий хвост? Ну ничего. Не робей… Не так страшен черт, как его малюют. Я, брат, с ними, с германцами этими, уже четвертый год воюю. Привык.
— Брататься привык? — не без ехидства спросил молодой.
— Не только брататься, — без обиды, спокойно ответил ветеран. — Всякое бывало. Я, брат, много чего повидал. Не дай бог тебе такое увидеть. Одно могу сказать: ты его не бойся. Германец — он только сперва бойко идет. И тут главное — удержаться. Ну а потом, коли ты первую атаку выдержал, он хвост подожмет. Это я тебе верно говорю…
По снежному полю прямо на их окоп ветром несло обрывок газетного листа. Абдулла, вытянув винтовку, ловко насадил его на штык. Это был обрывок «Правды». Бережно разгладив его, Абдулла медленно, по складам прочел:
— «Со-вет На-род-ных Ко-мис-саров пос-танов-ляет…»
— Ну-кася, дай сюда! — сунулся к нему широкоскулый. И, взяв газетный клочок, стал бойко читать вслух:
— «Все силы и средства страны целиком предоставляются на дело революционной обороны… Всем Советам и революционным организациям вменяется в обязанность защищать каждую позицию до последней капли крови…»
— Кто пишет-то? — спросил молодой.
— Ленин.
— Ну да?
— А ты как думал? Он самый, кто ж еще. О защите каждой позиции — это он по-нашему выразил, по-солдатски. Ну-кася, дай я еще разок прочту!.. «Всем Советам и революционным…»
Но конец фразы никто не услышал: раздался жуткий, леденящий кровь вой, а затем грохот, от которого у непривычного Абдуллы заложило уши. Снаряд, перелетев окопы, разорвался позади них, за их спинами.
— Началось, — сказал старый фронтовик. — Ну, ребятки, теперь держись!
И он проворно улегся на дно окопа.
Разорвалось еще несколько снарядов. Перелет. Недолет. Снова перелет… Абдулла, не шелохнувшись, лежал на дне окопа. Замирая, он ждал, что новый снаряд, вылетевший из жерла германской пушки, накроет его и его товарищей. Но следующего выстрела не последовало. Артиллерийская подготовка была закончена. И тут вдруг началось непонятное: зазвучала какая-то веселая, бодрая музыка. Сперва Абдулла даже не сообразил: что это? Откуда? Но музыка все приближалась, становилась громче, и он наконец понял, что это звуки военного марша. Осторожно выглянув из окопа, Абдулла увидал приближающиеся немецкие цепи. Солдаты шли в полный рост, как на параде, держа наперевес винтовки с короткими, широкими ножевыми штыками.
— Внимание! — раздался звонкий голос командира. — Ни шагу назад, товарищи! Будем держаться до последнего! Приготовиться!.. Без команды не стрелять!
Немцы приближались. Абдулла уже отчетливо различал их лица. Как завороженный глядел он на одного из них — рослого, здорового, сильного. Тот вышагивал прямо на него, и Абдулле казалось, что дуло его винтовки нацелено прямо ему в лоб.
«Как же так? Почему не стреляем? — мелькнула мысль. — Еще минута, и они ворвутся в наш окоп, и тогда…»
Сзади послышался громкий топот чьих-то ног.
«Неужели наши бегут?» — успел подумать Абдулла. Но, оглянувшись, он увидал человека, бегущего не от них, а к ним. Человек был в кожаной тужурке, с револьвером в вытянутой руке.
— Комиссар! Комиссар с нами! — пронеслось по цепи.
«Какой комиссар? Неужто наш, мусульманский?» — удивленно подумал Абдулла. Но, вглядевшись в бегущего человека, понял, что это комиссар их отряда.
А рослый немец со своей винтовкой, нацеленной прямо на Абдуллу, был уже совсем близко.